Раны были глубокими – такими, которые никогда не проявляются на теле, но причиняют боль гораздо сильнее, чем любое физическое повреждение. Она была искалечена изнутри, раздавлена горем, что нависло над ней после трагедии. Люди говорят, что время лечит все раны, даже самые глубокие, оставленные потерей. Она не верила в это. Такие раны никогда не исчезают; они просто покрываются шрамами, смягчающими боль. Так наш разум пытается защитить своё здравомыслие.
В последнее время улыбаться стало почти невыносимо. Попробуйте поднять уголки губ после сильной пощёчины, а потом заставляйте себя делать это снова и снова, каждый день, без передышки. Это кажется невозможным, куда сложнее, чем просто спрятаться от жизни, укрывшись под тяжестью болезненных воспоминаний.
Эва никогда бы не стала отрицать, что в тот день она перестала жить – день, когда судьба забрала у неё единственного человека, который был ей дорог, её ангела-хранителя. Это был человек, который поддерживал её в самые тяжёлые моменты. Люди часто говорят, что жизнь несправедлива, жалуясь на мелочи: на проигрыш в игре или отсутствие бассейна во дворе. Эва жалела этих наивных душ, которые никогда не сталкивались с настоящей жестокостью жизни.
Да, жизнь несправедлива. Но только те, кто прошёл через горечь утрат и череду неудач, по-настоящему понимают, что это значит. Невинные души страдают, их мечты разлетаются на куски, разбиваясь о суровую реальность. Жизнь – это больше, чем вечеринки и беззаботное веселье. Её смысл в том, чтобы дорожить каждым мгновением счастья и любви, потому что никогда не знаешь, какое из них окажется последним.
Эва никогда не осознавала, как ей повезло с бабушкой Терезой. Она принимала её заботу как должное, и эта ошибка будет терзать её до конца дней. Невозможно представить, как сильно можно скучать по человеку, которого любишь, пока жизнь не заберёт его. Бабушка была единственным смыслом её существования, единственным источником настоящей любви. Но теперь её больше нет, и Эва осталась одна в глубокой тёмной яме, заполненной бессмысленной болью.
Её поглотили волны страданий, раз за разом лишая сил, и казалось, что дышать в этом бескрайнем океане боли стало невозможно. Она знала, что уже никогда не станет той живой и радостной девушкой, какой была прежде. Глубокие шрамы на её душе тянули её вниз, заставляя скорбеть и пытаться собрать осколки жизни, в которой она больше не видела смысла. Если бы она могла, она предпочла бы уйти вместе с бабушкой, чтобы наконец обрести покой и снова быть рядом с семьёй.
Жить с бабушкой, осознавая, что она никогда не увидит своих биологических родителей, было тяжело. Но это чувство ничто по сравнению с пустотой, которая захлестнула её сейчас. Тогда она не понимала, что потеряла, но теперь знала это слишком хорошо. Она могла сколько угодно убеждать себя, что всё ещё как прежде, но реальность оставалась неизменной: её бабушки больше не было, и она никогда не вернётся.
Ситуацию ухудшало то, что по закону Эва была признана слишком юной, чтобы жить самостоятельно. Судьи сомневались в её способности справляться с жизненными трудностями после всего, что ей пришлось пережить за свои семнадцать лет. Без родных, которые могли бы взять на себя опеку, её отправили к единственному человеку, который остался – крестной матери Габриэле.
Эва видела эту женщину лишь однажды, так давно, что не могла вспомнить ни её лица, ни голоса. Её мама, Мариса, выбрала Габриэлу в качестве крестной ещё до трагического случая, когда родителей Эвы не стало. Ей тогда было всего пять недель. После той трагедии Габриэла исчезла из её жизни, и девушка больше ничего о ней не слышала.
