В Аничковом дворце, что в Петербурге возле реки Фонтанки, стоял переполох. Из классной комнаты пропали дети! На письменных столах лежали тетрадки со столбиками цифр и альбом с рисованием, скучали в подставках перья и карандаши, отдыхали чернильницы, а учеников и след простыл. Увидев пустой класс, учительница Александра Петровна ахнула:
– Этого ещё не хватало! Куда же они подевались?
Она выбежала в коридор, звала, искала в детских комнатах, в спальне. На помощь ей подоспели дворцовые слуги, стали обыскивать все заветные уголки, где могли спрятаться от взрослых дети.
– Нет ли их в саду?.. Может, они на кухне?.. А под кроватями смотрели?
Александре Петровне было от чего волноваться. Каждая такая шалость воспитанников добавляла ей в причёску по седому волосу. Ведь на ней громадная ответственность – быть первой учительницей юных великих князей[1], внуков самого государя-императора Александра Второго! А заводилой в их маленькой компании, конечно же, её сын Володя, которому позволено учиться вместе с Ники и Жоржиком.
– Ваши Высочества! Ах, да где же они?! Владимир! – сбивалась с ног Александра Петровна.
– Не стоит беспокоиться, мадам. – Перед ней объявился дворцовый лекарь. – Я видел, как царята крались по коридорчику в вашу квартирку. И Володя ваш с ними.
Александра Петровна всплеснула руками и заспешила к своему дворцовому жилью. Распахнула дверь, потом ещё одну… и застыла в ужасе на пороге столовой. Пропажа обнаружилась – но в каком виде! Все трое с засученными рукавами, в каких-то старых засаленных фартуках до полу, с перепачканными руками. У шестилетнего Жоржика даже нос и щека в бурой краске. Мальчики окружили горничную, которая помешивала в большой миске деревянной ложкой.
– Аннушка! – только и смогла выдохнуть наставница великих князей.
– А мы яички красим к празднику! – похвастал Жоржик, показывая учительнице красное яйцо. – В луке!
Глаза у обоих царских внуков восторженно блестели. Только Володя догадался, что сейчас кому-то крепко влетит. Конечно, это была его затея – идти к Аннушке смотреть, как она красит в луковой шелухе пасхальные яйца. Ники с Жоржиком такого отродясь не видывали! Им только фарфоровые с императорского завода дарят, со всякими узорами и картинками. Слов нет, красивые, конечно, эти фарфоровые яйца, да только ненастоящие. А у Ники вон как лицо удивлённо вытянулось, когда он увидел бурое яичко, вынутое из миски с луковой краской. Потом потрёшь его мягкой тряпочкой – и в руке у тебя ярко-алое чудо!
Володина мама ещё раз внимательно оглядела великих князей, превращённых стараниями Аннушки в огородных пугал. Потом собралась с силами и стала негодовать на горничную:
– Что же ты с ними сделала, Аннушка! Да разве так можно с Их Высочествами?! Ты посмотри на их руки! А запах! От них же луком пахнуть будет, как от извозчиков! Что я скажу их родителям?! Слава Богу, те сейчас в Зимнем дворце у государя… А ты, Владимир! – Мать строго посмотрела на сына. – С тобой разговор будет позже. Как ты посмел?..
– Не ругайте его, Александра Петровна, – совсем по-взрослому вступился за друга восьмилетний Ники. – Мы делу учимся. Посмотрите, какие чудесные! – Обеими руками он протянул наставнице два крашеных яйца. – Это для нашей мамочки. А это для папочки!
– А это дедушке! – подхватил младший брат.
Но учительница и слушать не стала: принялась стаскивать с Жоржика фартук. Мальчик упрямо изворачивался и кричал, что не хочет уходить.
– Аннушка, да помоги же! Что ты стоишь столбом! – сердито воззвала Володина мама. Она взяла Жоржика в охапку, чтобы тот не брыкался.
Ники тоже заявил протест, но стоял спокойно и дал горничной снять с себя фартук. Только с грустью смотрел на горку варёных яиц, которые они не успели выкрасить. А Аннушка ворчала:
