Славель. Наши дни
Густой, почти черный чай мощной струей ударил в донышко чашки, и попавшие под водопад чаинки закружили свой вечный вальс. Медленно и немного грустно. Откуда взялась эта грусть, Николай не знал, только предчувствие чего-то необычного щемило сердце и заставляло его биться быстро-быстро, отдаваясь легкой дрожью жилки на виске.
Чаепитие в жизни русского человека вообще, и Коли Шмелёва в частности, – это не просто утоление банальной жажды. Это особый ритуал, можно даже сказать, традиция. Ну, куда там японцы со своей чайной церемонией суются. Ерунда все эти церемонии. Ну, представьте сами, какая-то мойша месит веником в фарфоровом блюдечке, пока оттуда пена не пойдет. Там же все остынет, пить-то нечего будет. Разве что этот самый веник облизать. Может, конечно, не мойша, а гейша чай готовит. Но в этом Коля уверен не был и, кроме японой матери из их мифологии, ничего не помнил. Японцы вообще народ странный и пониманию нормального человека не поддающийся.
А настоящая русская чашка для чая должна представлять собой сооружение монументальное, вместимостью никак не менее полулитра. Сам чай чтоб цвета мореного дуба, горячее адского пекла и вулканической лавы. От такого напитка все болезни в организме корчатся в страшных муках и, померев наглой смертью, сваливают прочь… Да в общем, какая разница, как сваливают, главное – результат.
После утреннего чая особенно вкусной кажется первая сигарета. Теплая погода позволяла выкурить ее на балконе, уютно развалившись в продавленном кресле и закинув ноги на перила. Погода позволяла, но мешала целая связка тощих прутиков. Не далее как вчера они были привезены с рынка, где ушлыми продавцами были нагло обозваны саженцами. Может, так оно и было. Но вот из-за них пришлось просыпаться так рано утром. Даже не утром, еще полноценная ночь на дворе.
Но когда-то и где-то Коля читал, что деревья, посаженные на рассвете, приживаются лучше и растут быстрее. Сам Шмелёв в агрономии ни ухом ни рылом и из всего сельского хозяйства хорошо знал только самогоноварение, поэтому к подсказке специалиста отнесся с уважением. К тому же в журнале была и фотография ученого – лысый, в очках и с бородой. Именно так и должна выглядеть настоящая интеллигенция.
Себя же Николай к интеллигентам не относил, несмотря на высшее образование, и вид имел соответствующий – ростом выше среднего (сантиметров на двадцать пять), в плечах примерно половину того, временами добрые глаза и чуть рыжеватые усы. Да еще кулак потомственного кузнеца размером с пивную кружку.
В приоткрытую балконную дверь с кухни потянуло чем-то очень вкусным – у плиты уже колдовала жена. Коля просунул нос чуть не на средину кухни. Это не нос такой большой, просто квартира маленькая:
– Что у нас на завтрак?
– А на завтрак у нас блины.
– Опять?
– А что, не нравятся? Тогда сам себе готовь, – парировала замечание дорогая супруга.
– Это с какой стати? – удивился Николай. – А зачем я тогда вообще на тебе женился?
– Не знаю про женитьбу, а вот твоя самодеятельность мне не нравится!
– Что значит – самодеятельность?
– То и значит. Все сам да сам стараешься делать. Аж перед соседями неудобно. Ну что ты за бизнесмен такой, весь в стружках да цементе? Все нормальные люди давно бы уже бригаду молдаван наняли.
Коля хмыкнул в усы:
– Вот ты про что. Ну, я же не виноват, что у меня руки из правильного места растут в отличие от тех же соседей. Десять лет работы в кузнице бесследно не проходят.
Татьяна только вздохнула.
– И опять пешком?
– Да пусть «Пчелка» отдохнет хоть в выходные. Совсем загоняли бедолагу. К тому же по дороге пива куплю. И потом, полтора километра просто в удовольствие пешком прогуляться.
