Звенит звонок с урока, дети с радостными вскриками молниеносно
собирают вещи с парты и как попало запихивают в портфели. Кто-то
подходит, чтобы обнять меня на прощание, хотя завтра мы увидимся
вновь, кто-то уже спешит в раздевалку за вещами. Класс постепенно
опустевает, а я смотрю на идеальный порядок на своём столе и стопку
тетрадей, которые надо проверить. Желудок громко урчит, напоминая,
что сегодня на переменах было не до перекусов. А икры ног гудят от
каблуков хоть и любимых, но не самых практичных туфель. Весь день
сегодня на ногах. Смотрю на часы, понимаю, что столовая сейчас
закрыта, ну что ж, тогда придётся либо терпеть и пока заняться
работой, либо взять тетрадки для проверки домой. Не успеваю сложить
вещи в пакет, как звонит телефон – мачеха.
Хотя я уже привыкла называть её мамой. Она пришла в нашу семью,
когда мне было 9. Мой отец был вдовцом, который несколько лет
оплакивал потерю моей мамы. Но однажды друзья познакомили его с
Лариса Петровной и у них всё срослось. Мачеха взяла на себя роль
моей матери, а я долго сопротивлялась этому, бунтовала и мелко
пакостила, но в итоге сдалась и просто смирилась. Мачеха подмяла
под себя моего отца, и он ни слова ни говорил о том, нравятся ли
вообще ему её методы воспитания или нет. О, нет, меня не били,
никогда никакого физического насилия не применяли. Лариса Петровна
умела виртуозно продавливать морально, с улыбкой и пожеланиями
только наилучшего она умудрялась смешать тебя с грязью. Очень
красочно и не говоря напрямую, рассказывала, что без неё мы просто
бы скатились по социальной лестнице. Были ли для этого причины?
Нет. Верила ли я в это? Да.
– Да, мам, - тихо выдыхаю, предчувствуя неприятный разговор.
– Ассоль, ты где? Я же просила прийти пораньше! Дочке Тёте Люси
надо помочь с уроками. Вечно ты меня подводишь!
– Но я же говорила, что не смогу раньше. У меня уроки, не могу
же я их отменить? – раздражение поднимает к самому горлу.
– Всё ясно, помощи не дождёшься. Когда ты будешь?
Тяжело вздыхаю. Конечно, кого интересуют мои планы?!
– Минут через сорок.
Мачеха бросает трубку, что на её языке означает: «Всё с тобой
ясно, давай быстрее».
Собираю вещи и спешу на выход. Пакет с тетрадками неприятно
оттягивает пальцы, оставляя заломы на коже. Ледяной ветер
пронизывает насквозь: моё тонкое пальто и блузка под ним не
согревают ни на градус. Бегу к метро, стараясь аккуратно обходить
лужи.
Домой приезжаю жутко голодной и уже изрядно уставшей. Сажусь на
пуфик в прихожей, снимаю обувь и разминаю одеревеневшие икры.
– Что ты тут расселась! Иди скорее, Машенька же ждёт уже час! –
конечно же мои чувства в расчёт не берут.
– Мам, я хочу есть и не понимаю зачем ты договариваешься с
подругами, не спросив, когда я могу, – предпринимаю слабую попытку
отстоять свои интересы. Идти на прямой конфликт я не решусь,
поэтому даже тон выбираю особо тщательно, лишь бы не звучало
агрессивно.
– Вот позанимаетесь и спокойно поешь потом. И что значит зачем я
договаривалась с подругами? Нет, ну а что они будут какому-то
репетитору платить, когда у меня дочь педагог? Господи, ну что за
глупости! Не позорь меня! Всё иди-иди!
Вопрос про согласование со мной игнорируется как любой другой
неудобный. Ответ бубню под нос:
– Но время-то почему не спросить?
Я плетусь в гостиную, где сидит ребёнок и ждёт моей помощи. На
объяснение темы и домашнюю работу уходит добрых два часа. От голода
уже трясутся руки и сводит болью желудок. Наконец провожаю Машу и
иду ужинать с мамой. Короткая передышка перед проверкой тетрадей и
подготовкой к завтрашним урокам. У мамы, естественно, всё
сервировано. Тарелки расставлены с идеальной симметрией, приборы
как по линейке. На столе обязательно салфетки и ваза со свежими
цветами.
