1999 год.
— Бабуль, сколько нам ещё ждать? Так можно зажариться на солнцепеке, – капризно скривив рот, произнесла девчонка лет шестнадцати, выжидающе вглядываясь в лицо спутницы.
— Внучка, милая, устала? – Суетливо спросила пожилая женщина, и взглянула на трость в руке внучки. – Потерпи, солнышко, автобус прибудет минут через тридцать.
Невысокой седовласой женщине на вид было лет семьдесят пять, но она казалась вполне здоровой, даже крепкой, в отличие от своей внучки. Выглядела женщина просто, хотя прожила в городе несколько десятков лет, где трудилась на крупном производстве, и за это получила Орден труда. Тонкий шёлковый шарфик на голове скрывал вьющиеся волосы, а синий сарафан в белый горошек, доходивший до щиколоток, выдавал худощавую фигуру. Похудела она недавно, и менять привычные и полюбившиеся наряды не торопилась. В её облике не было ничего примечательного: немного крупноватый нос покрывали мелкие поры, несколько небольших пигментных старческих пятен возле рта терялись в глубоких морщинах, пролегающих как бороздки на иссохшей без влаги почве; усталые серые глаза подернула дымка печали. Во взгляде читались: мудрость, смирение, и тихое страдание. Весь облик женщины отражал отпечаток недавно пережитой трагедии, которая перевернула размеренный ход её жизни.
– Зачем мы едем в эту глушь? – Ворчала девчонка. Она ходила из стороны в сторону, поднимая ногами пыль, осевшую толстым слоем на асфальте, и нервно передергивала плечами.
– Аня, что за вопрос? Ответ сама знаешь. Некоторое время тебе будет не комфортно жить в городе, – тихо произнесла пожилая женщина, обмахиваясь носовым платком.
– Возможно, что и там мне не станет легче, – фыркнула Аня, косясь на спутницу.
– Девочка моя, время вылечит, уж поверь моему слову. Оно лечит всё. По крайней мере, мы привыкаем к нашей боли, – спокойно вещала бабушка, снисходительно глядя на внучку, которая злилась и не скрывала своего отношения к этой затее.
– Меня прежнюю оно никогда не вернет! – воскликнула девчонка, топнув ногой, чем взметнула пыль. Бабушка несколько раз чихнула, потом промокнула влажный лоб платочком, а внучка махнула рукой и повернулась спиной. – Я каждую секунду вспоминаю то самое, и у меня не хватает терпения. Я не забуду «это» никогда. И здоровье мне не вернуть, и внешность не восстановить. Жить так дальше я не смогу!
– Деточка моя, родная, я тебя понимаю, – шепнула бабушка. Подойдя к внучке сзади, она положила руки ей на плечи и легонько сжала их. – Но ты должна жить, хотя бы ради меня. Ведь я дышу для тебя.
Внучка не успела ничего ответить. Разговор у них прервался, когда к остановке подъехало такси. Из машины вышла высокая, привлекательная девушка с ярко-рыжими волосами. Она сжимала в руках сумочку и умоляюще смотрела на водителя, который вынимал из багажника небольшой чемодан.
– Молодой человек, но как же так? – Звонко возмутилась красавица. – Вы пообещали довезти меня до места, а сами бросаете под палящим солнцем.
– Девушка, Вы меня извините, но дальше я не поеду. В той глуши все дороги убитые, я днище пробью своей кормилице.
– Я доплачу, – предложила рыжеволосая девушка, хватая водителя за рукав.
– Нет, не надо мне доплаты. Я же сказал, что не поеду дальше. Вы с этой остановки доберетесь куда нужно. Скоро автобус должен подъехать. Их же государство ремонтирует, а мою девочку самому латать приходится. Извините. Всех благ! – наспех бросив пассажирке несколько фраз, таксист сел в машину и рванул с места, обдав женщин густым облаком серой пыли. Они начали кашлять, прикрывая рты.
– Вот ирод! – воскликнула пожилая женщина, прищурив глаза, в которые попала пыль. – Деньги дерут с людей, а сами обманывают.
