Ню как жанр фотографии
и поэтического осмысления
НЮ это попытка привлечь внимание зрителя
чем-то более глубоким, более глобальным,
чем какие-то конкретные частности
и детали человеческого тела.
Это как в вине:
знатоки ценят вино не за количество градусов,
а за его букет, нюансы аромата, послевкусие.
Заметим, что Порнография не имеет отношения
ни к красоте, ни к гармонии, ни к искусству,
ни к чему-либо художественному.
Это просто способ влияния на рефлексы людей.
Кто-то когда-то сказал,
что голые – это в бане.
А в искусстве – обнажённые.
Давайте просто назовем это
«восхищением красотой и гармонией».
Она не ищет новых встреч
В грязи снимаемых квартир.
Она надменно-холодна?
Она горячий снег и лёд.
И разве в том её вина,
Что боль она твоя и мёд.
Рена Руж
Как сладки трели соловья
и щебет стаи воробьев в кустах шиповника
и подле них,
купающихся в теплой пыли…
Как трогательна речь твоя о том,
что утро провела за грядками, а
сын, как в лодку, в тазик сел
и расплескал всю воду…
Мёд слов твоих на сотах лжи
становится все гуще, когда в интимную,
в ночи и в день любой,
ты связь вступить с другими стремишься…
Как больно видеть красоту твоих нарядов
и в тоже время сознавать, что их снимают
бесчувственные руки и ты сама
его ведешь в Эдем расчетливых соитий…
Весна в тебе ломает лёд основ
и на свободу ты устремляешь струи сил своих,
отдавшись каждому, кто позвонит, а ты, в ответ,
спешишь ему назначить встречу…
И мёд, и боль в тебе живут одновременно.
Зачем же за тобою вслед иду я в мыслях каждодневно…
Так сладка ль горечь твоих губ и лживость щебетаний уст?…
Огонь и лёд в тебе сошлись одновременно.
Порочность – твоё кредо!
Мне не страшна гроза, что в мае умывает клёны.
Я не боюсь любви, зачатой в шалаше.
Мне страшен человек с пустынею в душе.
Мне страшен только тот,
кто в печь бросает книги,
и дружбу, без слезы, меняет за гроши.
Я лжи боюсь от той, кого люблю до боли
и главные слова оставить на «потом».
Я жить боюсь, мечту свою не замечая,
и с каждым серым днём – до сроку умирать:
не отличить добро – от хитроумной лести,
и ждать звонка – ты занята с другим…
Так пусть идут дожди —
цветы лишь станут ярче!
Любя. Я зла не затаю.
И не смогу иначе —
чтоб после было мне
не стыдно… за себя.
от Алены Васильченко
Знаешь, к голоду я привык,
а к плохой пище – нет.
Можешь абстрактно себя вести,
в трусиках или без,
если решила поспать с другим,
то не проснись с четвёртым, —
с одним из тех,
которым по вечерам звонишь,
говоря лишь ему одному:
«Мой любимый! Ты – мой!»
В той минуте, что мне даришь,
в часе уже десятом вечера, мимолётно,
ползя «по моему невниманию»,
бросила, словно кость:
«Я только что освободилась!
Пью чай. Как ты?»
И.. растворилась в ночи,
после бесед с «друзьями».
Только минута. Всё.
Словно узнать, что жив ли?
И на входящие не отвечать, т.к.
проблемы с связью.
Будто бы для других
эти условия лучше.
Ищешь пути к разрыву.
Возводишь барьеры разлуки,
чтобы потом опять,
устав от бесшабашного секса,
выйти сухой на берег
от оскверненных с юнцами случек.
Может ли что тебя удержать, если и сын обуза.
Можешь любому его отдать, —
чтобы в такси раздеться
требуется полчаса; сын не узнает об этом…
Лучше голодным быть, чем грезить обманной любовью.
Бюст твой пока красив, но обвешает скоро…
В столь мало лет, как страшно ты перегорела…
Твой путь. Чужая колея…
Как много сделано ошибок?!
Да, верно, то – моя вина…
И насладившись мая шиком,
я не могу Вам не сказать,
что так, да, без обиды, —
ПРОСТО ТАК – хочу ТЕБЯ поцеловать…
Хочу, чтоб сердце Твоё знало,
сколь больно слушать соловья,
когда он трели посылает и верит,
