Иллюстратор Микела́нджело Меризи (Караваджо)
© Р. П. Чернов, 2018
© Микела́нджело Меризи (Караваджо), иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4493-8237-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Шарль Монтескье был совершенно прав, когда отметил, что нет для общества более важных и интересных законов, чем законы уголовные. Центральным институтом уголовно- правовых отношений, уголовно- процессуальных отношений является принцип презумпции невиновности. По его наличию, или отсутствию судят о степени правового содержания в уголовно – процессуальном законе, а по тому, как он исполняется о политико – правовом режиме в государстве.
Презумпция невиновности – то, что противостоит уголовной репрессии как достаточное основание для констатации ее справедливости, совершенно точно можно сказать, что презумпция невиновности – имманентность любого уголовного преследования с точки зрения современного представления о надлежащем правосудии.
В то же время сегодня утрачено понимание природы, сущности данного института. Он сведен к правовой традиции, элементу модели правосудия. Это порождает условность восприятия презумпции невиновности и ее усеченное законодательное закрепление по типу ст. 14 УПК РФ. Не вполне ясное представление о презумпции невиновности сводит сегодня ее бытие к предположению обвиняемого невиновным. Как видим, здесь законодатель не углубился в понимание сущности данного института далее словаря иностранных слов (лат. praesumptio – предположение, praesumptio boni viri), хотя по другим вопросам отправления уголовного процесса создается фактически мета – язык смыслов, не доступных для восприятия с точки зрения самой языковой парадигмы правоприменителей. Пояснения самих участников уголовного процесса, а так же представителей судейского сообщества, как правило, сводятся, либо к озвучиванию норм – императивов (обвинительный приговор и предположения, сомнения в пользу обвиняемого, трансформация в право на защиту, состязательность, бремя доказывания стороны обвинения, бремя опровержения доказательства, добытого, по мнению стороны, с нарушением Уголовно- процессуального закона), либо к рассуждениям об охранительной функции государства, объективном вменении, защите прав человека и прочее. С учетом того, что юридическая наука, не являясь источником ныне действующей модели юстиции, функционирует больше как оправдание существующего положения вещей, нежели выполняя функции пропедевтики, такие рассуждения практиков (а их мнение наиболее ценно) только усиливают неясность. Казалось бы с учетом, того, что данный институт существует в форме закона недавно (Декларация прав человека и гражданина, Франция 1789 г) данное обстоятельство не должно смущать настолько, чтобы говорить о нем как о трагедии современности. Вместе с тем, за последние 300 лет сфера уголовной юстиции западной цивилизации претерпела существенные изменения. Если ранее преступление было прежде всего аморальным деянием, то сегодня данный признак (который был так и не назван законодателем) полностью утрачен по большинству составов преступлений, фигурирующих в статистических данных. Аморальность преступления ранее – это как собственный глаз, который невозможно увидеть без чего- либо отражающего. Аморальность преступления сегодня – ширма, за которой прячется сопереживание неудачи, привлекаемого к суду. Данное положение вещей является продуктом расширения объектов уголовной репрессии в отношении политических, управленческих отношений в обществе. Современное государство западного типа широко использует уголовную репрессию именно как рычаг управления социальными процессами, их структурирования. Охранительная функция уголовного закона уходит на второй план. Цели правосудия вообще законодательно не сформулированы и не осмыслены. Применительно к России ситуация в несколько раз актуальнее в связи с упразднением в УПК РФ объективной истины по делу как цели уголовного судопроизводства. В свете различных оснований к возбуждению уголовного дела (признаки преступления) и его прекращению (отсутствие в действиях лица состава преступления) презумпция невиновности становится чуть ли не единственным механизмом, который должен был бы гарантировать вменяемость судопроизводства, но этого не происходит. Уголовная репрессия превращается в инструмент, в
