Само по себе слово «сквернословие» отдает каким-то смешанным ароматом ладана и церковных книг, ему словно сопутствуют скрип половиц и позвякивание кадила.
В обыденной речи мы это слово не используем. Многие из нас его и не знали, не слышали даже, пока не начали ходить в храм или читать «православный ликбез», изобилующий нынче, например, в уличных и других киосках.
Так-то мы знали «ругань», «брань», «мат», «нецензурные (нелитературные) слова». А вот «сквернословие» входит в наше словоупотребление в процессе воцерковления одновременно со «спаси Господи» и «благословите», заменяющими собой привычные «спасибо» и «здравствуйте».
Эта замена происходит зачастую достаточно формально. Начинает человек идентифицировать себя с православием и как бы переходит на своего рода корпоративный сленг. Ничего более глубокого, чем замена одного слова или словосочетания другим, как бы опознавательным знаком принадлежности к сообществу, не происходит. Ну, может, чуть лучше осознается смысл, а то как-то подзабыли мы, что «спасибо» – это «спаси Бог». Поэтому забавно бывает слышать, как некоторые говорят: «Спасибо Тебе, Господи», словно Господь нуждается в спасении. Тут уж уместнее слово «благодарю», а лучше – «слава Богу», «слава Тебе, Господи», но никак не «спасибо». Однако, при всем новом понимании, и эти слова становятся привычными, формальными элементами этикета.
То же происходит и со «сквернословием», «памятозлобием», «любостяжанием», «чревоугодием» и пр., заменяющими привычные «ругань», «злопамятство», «стяжательство», «обжорство» и др. Обратим внимание на ту поспешную поверхностность, с которой мы просто заменяем одни термины другими. Может, это свидетельствует о поверхностности нашей веры? Не той, конечно, веры, которую мы исповедуем, а о поверхностности нашего исповедания веры Христовой?
От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12: 37). Наше отношение к словам, которые мы произносим, к смыслам, в них содержимым, к их духовному и просто эмоциональному заряду – это нередко свидетельство нашей внутренней жизни, исповедуемой нами системы ценностей.
Когда мы просто заменяем словом «сквернословие» соответствующие слова из обыденной речи, кажущиеся нам синонимами, это не способствует нашему погружению в культуру, которой принадлежит произносимое слово. Мы продолжаем говорить на своем прежнем языке, всего лишь вставляя в него «винтажные» выражения, как если бы стилизация под старину сама по себе приобщала к духовной мудрости и вводила в пространство Святой Руси. Ан нет! Есть ряженье в одеждах и аксессуарах, а есть ряженье в словах и манерах. Суть та же.
Мало просто включить в словоупотребление церковнославянскую терминологию. Надо еще и осмыслить ее. Понять. А понимание не ограничивается знанием о том, что тем или иным словом обозначается. Понимание приходит постепенно, по мере погружения в культурный контекст каждого слова, причем погружения деятельного, т. е. по мере того, как человек, читая Новый Завет и Отцов, привыкает мыслить, чувствовать и, что крайне важно, говорить и действовать в христианской системе ценностных и этических ориентиров.
Чтобы осмыслить явление, именуемое архаичным словом «сквернословие», надо иметь представление не только о слове и о скверне, но и обо всей системе пороков, как проявляющихся в сквернословии, так и составляющих для него своего рода питательную среду.
Сквернословие следует рассматривать в двух значениях: в широком (полном) и узком (частном, обыденном и общепринятом) смысле этого слова. Сквернословием в широком смысле и в новозаветном контексте мы называем любую речь от междометий до шедевров риторики,
