Анатолий Викторович Мануильский полтора десятка лет трудился главным врачом больницы №7, прозванной в народе «истребительной». Массу людей за годы его руководства вывезли из клиники «вперед ногами». Лечили только тех, кто платил. На остальных не тратили силы и лекарства. В своей смерти больной всегда оказывался виноват сам. То слишком поздно обратился к врачам, запустив болезнь. То – слишком стар, и ослабленный организм не в состоянии побороть недуг. То – имел массу хронических заболеваний, сведших пациента в могилу. С годами подчиненные научились столь ловко составлять заключения и справки о смерти, что случись конфликт с родственниками очередного усопшего, никакая комиссия, никакая проверка не смогли бы установить точную причину кончины очередного несчастного или несчастной.
Сказать, что в «истребительной» совсем не лечили нельзя. Для готовых выложить за пребывание в отдельной палате со всеми удобствами десять тысяч рублей в сутки, не считая прочих «откатов», были лучшие врачи и медсестры. К ним на консультации специально привозили академиков и членов-корреспондентов Академии медицинских наук. Для них работал отдельный пищеблок, где можно было заказать уху из осетрины, сваренной в шампанском, прочие кулинарные изыски. Не смотря на строгий запрет Минздрава, в таких палатах разрешалось даже курить. Поэтому состоятельные люди, занедужив, рвались на лечение в больницу №7. Ну а молва о Мануильском как о талантливом организаторе лечебного процесса растекалась по всей России. На самого же Анатолия Викторовича сыпались награды, ученые и почетные звания. Он даже готовился стать избранным в членкоры Академии на ближайшей сессии.
Также имелись в лечебнице палаты проще – за три тысячи рублей в сутки. В них лежали по три человека. Кормили их с общей кухни. Внимание было куда слабее, нежели в хоромах для богатых. Правда, «закрывали глаза» на курение в санузле – закутке с унитазом, раковиной и душем.
Простой народ ютился в палатах на восемь-двенадцать коек с раковиной. Бежать же «по нужде» приходилось в общие туалеты в коридорах. «Застуканных» в них курильщиков беспощадно выписывали из клиники. Люди лежали в духоте и скученности в условиях формальных обходов лечащих врачей и еще более формальных обходов заведующих отделениями. Кому-то давали общеукрепляющие средства, далеко не лучшие отечественные лекарства подешевле. Нередко кто-то из стариков, помнивших творчество Владимира Высоцкого, напевал слова его песни:
– Умер мой сосед, что справа, тот, что слева – еще нет.
Принимали на лечение «непрофильных», онкологических больных. Семьи этих несчастных, измотанные страданиями обреченных людей, собирали деньги, давали взятки медикам, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от моральных и физических страданий, связанных с уходом безнадежно больных близких. Их держали в больнице №7 до поры, до времени. Врачи опытным глазом определяли, когда у несчастных кончатся деньги. Тогда заведующий отделением говорил:
– Завтра на выписку! Полечитесь, голубчик, амбулаторно! Походите в вашу поликлинику по месту жительства. А там денежки подкопите и снова – добро пожаловать!
Какие визиты в поликлинику, когда больной был не состоянии дойти даже до туалета? Кто-то, все же, через какое-то время возвращался. Большинство догорало дома.
Анатолия Викторовича это не беспокоило. Что ему сделают за «старло» -пенсионеров, тупорылых работяг или маргиналов-безработных? Зато за «сильных мира сего» можно было ответить. Не только должностью – собственной жизнью! Вот и старался ради них Мануильский с подчиненными. Как идет лечение того или иного «бугра» ему докладывали не единожды в день. Зато лекарства больница имела самые лучшие. Давали не только для богатых – для всех. Только не до всех они доходили. «Излишки» главврач сбывал в частные аптеки, имея хорошие доходы. Там же приобретал дешёвку для бедных. Снова умелые подручные ловко составляли документацию, в соответствии с которой дорогущие медикаменты получали все больные.
