И почему же со всего отдела выбор пал именно на меня? Брр. Это самое скучное собрание в моей жизни. Цифры, графики, стратегия развития… Все, что мало связано с моей работой. Все, что для меня темный лес. Но сбежать не удалось. Евгений Борисович, мой начальник, болел уже неделю, а его заместитель, Алла Викторовна, отдыхала на море. Ах, море… Теплые волны набегали на песчаный берег, унося с собой печаль. Как бы я тоже хотела сейчас понежиться на солнце, побегать по горячему песку, нырнуть с головой, а, высыхая, чувствовать соль на коже. Интересно, соль стягивает? Или щиплет? А куда я хотела? Возможно, это была бы Греция. Или Италия. Или Болгария. Да какая в принципе разница, я еще нигде не была. И младший брат тоже. Ну и пускай. Я ещё съезжу. И брата с собой возьму. Обязательно…
И, как назло, моя мечтательная улыбка привлекла излишне внимание:
– Анна Владимировна! – раздался громкий бас. Я резко вскочила. С трудом вспоминая тему сегодняшней встречи, поняла, что краснею. Прямо как в школе. – Анна Владимировна, расскажите, пожалуйста, почему Вас так позабавил доклад о снижении прибыли во втором квартале? – Боже, ну почему именно сегодня? Я рассчитывала тихо отсидеть эти два часа. Специально выбрала последний ряд, чтобы затеряться меж коллег. Как? Как меня заметил генеральный? И еще он знает, как меня зовут. Это скверно.
– Простите, – промямлила я единственное, что пришло в голову, и опустила глаза.
– За что? И что же может быть важнее прибыли? – По голосу директора сложно было понять, шутит он или нет, хочет унизить или нет, но я продолжала сверлить пол. Александр Сергеевич не сводил с мня взгляда, я инстинктивно ощущала его на своем лице. Блин. Директор просто так не отстанет, и пауза затягивалась. Переминаясь с ноги на ногу, я сложила руки на груди, защищаясь, и, выпалила еле слышно:
– Море… – наконец, решившись поднять голову, я расправила плечи. – Я никогда не была на море. – Александр Сергеевич наклонил голову на бок, обдумывая мои слова. Как же он был красив. Не только внешне. В нем была скрыта какая-то внутренняя сила, умиротворяющая и успокаивающая. Вникая в суть вопроса, он всегда находил решение и был на стороне сотрудников. За это его любили и уважали. И, если было бы нужно, пошли бы за ним куда угодно.
На вид ему было около 40 лет. Высокий, подтянутый брюнет, с редко пробивавшимся серебром, в идеально сидевшем деловом костюме, галстуке, ботинках, начищенных до блеска, и с улыбкой, затрагивающей лишь уголки глаз, но такой доброй, что ты автоматически чувствовал себя под защитой.
Но не сейчас. Всем своим видом он излучал интерес и спокойную уверенность. В зале повисла тишина, казалось, было слышно муху, жужжавшую у окна. Все ждали развязки. Александр Сергеевич усмехнулся и спросил:
– Почему именно сейчас? – Я думала, что все, итак, очевидно, неужели нет?
– Я – обычный художник. Рисую логотипы, эмблемы и слоганы. Могу ещё обложку на книгу. – Он откинулся на спинку кресла, еще больше запутываясь:
– И? – И меня прорвало:
– Потому что это не моё собрание. – Половина зала обернулась в мою сторону. Укор, словно стрелы, пущенные из глаз коллег, летел в меня, пронзая воздух. А мне не спрятаться и не скрыться, широко расправленной грудью принимая удар.
– Очень жаль, что Вам было неинтересно, – с раздражением вмешался в разговор первый заместитель Александра Сергеевича. – Скажем спасибо Анне Владимировне за небольшой перерыв, возвращаемся к теме нашего собрания.
Я села обратно. Ну, все! Теперь меня точно уволят. Что я матери скажу? Что язык слишком длинный? Боже, почему я не промолчала? И мне в этом месяце ещё платить за художественную школу. Кажется, про неё придётся забыть. Я тяжело вздохнула и уставилась в окно. Лето в этом году, видимо, забыло, что оно лето. И раньше срока уступило своё место осени. Холодное, дождливое, будто играло с нами. Не все могли позволить себе отпуск, и приходилось наслаждаться тем, что есть. Вот и сейчас снова начинался дождь. Небо затянуло черными тучами, моментально потемнело. Крупные капли падали на асфальт, оставляя после себя следы, похожие на кратеры. Контуры его сначала были четкими и ровными, потом сердце его притягивало в себя, словно от жадности, ещё больше воды и, наконец, под натиском стихии он исчезал. Растворялся сам в себе. Да, коротка была чья-то жизнь.
