Горячие руки на моих плечах обжигают. Сковывают. Не дают вырваться. Мужчина рядом – смесь грубости и силы. Нет в нем романтики или нежности. Только дикая звериная жажда. А я его источник. Источник, без которого он умрет.
Наши тела сплетаются в безумном танце. Горят. Плавятся. И я уже на пике… Но коварная трель звонка заставляет распахнуть глаза. Тру лицо спросонок и тянусь к телефону.
– Да, Аля. Что-то случилось?
– Крис, ты могла бы заменить меня вечером в пятницу?
– Аля, я больше не танцую. Ты же в курсе. У меня ребенок.
Все еще пытаюсь проснуться. Сбросить сонное наваждение. Выкинуть из головы образ, что дурманит мозги. Красивый. Горячий. Страстный и очень жестокий.
– Да. Я понимаю, – голос в трубке тихий и уставший, – просто… я думала…
– Все так дерьмово?
– Очень.
У Али, а вернее Эли, под таким псевдонимом она выступает в клубе «Рай», где раньше танцевала и я, больной ребенок. Дочка, которой требуется постоянное и дорогостоящее лечение. Вообще у всех девочек, что там танцуют, своя история. В основном не простая. Но есть и те, кому просто по кайфу трясти полуголыми задницами перед толпой мужиков.
– Аль, я подумаю. Надо решить с кем дочку оставить.
– Ты меня спасешь!
– Ерунду говоришь. Выйти один раз и повертеть попой – не равно спасению.
– Ты понимаешь. Там… Он…
– К тебе что кто-то пристает? – девушка мнется, молчит и я все понимаю без слов, – почему не скажешь владельцу? В «Раю» вроде все добровольно.
– Это не тот случай, Крис. Понимаешь, не тот. Этот мужчина. Он…
– Козел и мерзавец, – заключаю я, – ладно. Выступлю. Тряхну стариной.
– Спасибо большое!
– Но ты уверена, что один раз тебя спасет? Может лучше обратиться… в полицию? – произношу, а у самой мурашки по телу пробегают.
И в голове тут же возникает, казалось, забытое лицо и тело. Красивое такое. С широким разворотом плеч. Мощными бедрами. Сильными крепкими руками. Тело одного майора, который тоже когда-то работал в полиции. А потом исчез. Ублюдок.
– И что я скажу? Кто вообще мне поверит с такой-то профессией?
– Ты танцовщица, Аль?
– Стриптизерша!
– До гола мы не раздеваемся, – возражаю, – и, вообще, какая ментам разница, где ты работаешь. Примут у тебя заявление и…
– И тут же через шредер его пропустят. Ты не понимаешь, Крис… Тот мужчина… У него такие связи.
– Ясно. Очередной богатый ублюдок. Знавала я такого.
– И как? Как ты от него отделалась?
– Один майор помог. Но знаешь, таких и правда не много в полиции. Он можно сказать жизнью рисковал, чтобы делу дали ход, и чтобы того мерзавца посадили, а меня не закопали. Он меня спас.
– Вот бы к нему обратиться.
– Я бы с удовольствием, – вру, конечно. Вообще без удовольствия. Пристрелила бы этого гада, если встретила. Но Альке бы помогла. Чего уж там, – да только исчез он. Как сквозь землю провалился.
– А может его…
– Нет. Такое вряд ли, – говорю, а у самой мурашки бегут по коже. Сколько раз я и сама думала о подобном исходе. Но всегда гнала прочь дурные мысли, – знаешь, такие и в воде не тонут. И в огне не горят.
– Понятно. В общем, спасибо, что выручила…
– Как дочка то?
– Плохо, – признается, – операция нужна дорогостоящая. Очень большие деньги. Мне столько не заработать.
– А кредит?
– Столько не дадут. У меня ж и работы постоянной нет. Одни подработки. Я все время за ней должна присматривать. Или сиделку дорогую нанимать.
– Да. Понимаю. В общем скинь мне время. Ладно.
– Да. Конечно. Спасибо еще раз.
Мы прощаемся, и я переворачиваюсь на другой бок. Пытаюсь уснуть, но не получается. Ворочаюсь так еще минут десять и встаю. Дочь сопит на своем маленьком диванчике, и я, чтобы не будить ребенка, ухожу на кухню. Пью чай. Делаю себе бутерброд с сыром. Ем не спеша. И пытаюсь придумать к кому на ночь пристроить дочь.
