О женщинах либо гениально, либо никак. Я уповал на исключительность. таков вердикт, касательно этой книги! Читатель немало удивится тому, что написана она на основе реальных событий, а может и не удивится вовсе…
Женщина! Да разве кто возразит совершенству чуда, что звук рождает этот? Мог ли позволить когда – либо сие прекословие человек? – Нет! И случится то не в силах никогда. Ведь меньше Вселенной музыка и не производила на Свет божий! И по праву за то награда ей!
А в чем еще нам жизнь свою видеть, как не в воздаянии изяществу Вашему и прелести, сотворенным Всевышним из нас для вдохновения нашего? И благодарим, дарим, воздаем бесконечному источнику (1) с безграничным спокойствием проливающем мудрость и непорочность кувшина своего, утешая нас в желании лишь продлить мгновение симфонии этой нотами живописными, остановить ее миг блаженный изваянием мраморным.
Нет! Пока свет вселяет в нас жизнь не прервем пути Апеллеса, (2) не сокроем великолепия
Венер своих в пучине морской. И пусть мы – наипростейшие, обличаем себя перед несравненностью вашей лишь мечтой, да вздохами… Да не унесут в могилу одиноко бессмертие свое достойнейшие из нас. Последуют за божественным огнем груди Данте, восславившего величие Беатриче своей, верным спутником проведшей его по выси небесной. Пленят сердце, вслед за Петраркой, скрепившим единственный отблеск волшебных очей в одиноких ладонях творчества своего. Прикоснутся вслед за Майолем к символам образа вашего, в поисках олицетворения гармонии земной и выражения духа людского.
Ах, не перечесть всех чувств безграничных прошлого!.. Но что же сейчас? Есть ли музы, достойные вершин Парнаса, безгрешностью замыслов своих возвышающие нас до искусства великого? Пребывает ли в лике их сила небесная, что на любой подвиг своеволие наше земное подвигнет? Живет ли в них идеал, ради сохранности которого жизнь наша смысл теряет?
Да, да, и у нас найдутся такие, чье искусство плетения превзойдет все ожидания, накал эмоций готов Вселенную спалить, а скрещение путей так тонко и изысканно, что все известные круги самой божественной комедии позавидуют витиеватостям дорожек и тропинок тех. Да-да, есть и у нас свои, ради величия которых, мы намерены писать бесконечные канцоны, секстины и мадригалы, дабы обессмертить оригинальную поступь каждого шага их. Есть музы, окутывающие такими проницательными чарами неиссякаемое вдохновение романтиков нынешних, что кроме как поисков пера и бумаги им ничего уж и не остается. Есть женщины в нашем селе!!!
И вот Ваш покорный слуга, следуя непреклонным традициям прошлого, предлагает на суд увековечить историю достойную прославления, начертавшей… а, впрочем, не позволим нетерпеливости спутать ранними вставками ровное течение сюжета. Все у нас впереди.
История эта еще свежа, остатки ее амбре, гуляющий повсюду ветер нет, нет, да вынесет на обозрение парадных площадей славного города T. Мною же она была услышана от главного ее героя. И, вероятно, он и сам бы явил ее на суд мировой, если б не излишняя эмоциональность, столь присущая трогательным идеалистам его склада. Но, тем не менее, дорогой читатель, заверяю тебя, ни одного драгоценного чувства, ни одной сколь-нибудь важной эмоциональной детали, ни мельчайшего оттенка в силуэтах героев не будет искажено или упущено в моем изложении. Долгие вечера в обществе воздыхателя сыграли исключительную роль. Они так растрогали мое писательское равнодушие, что совершенно изменив авторской беспристрастности, я с легкостью, присущей поэтам, выдал бы все как есть, не меняя, ни имен, ни декораций. Но, поскольку история эта, как Вы уже догадались, в большей части пролегает через судьбы драгоценнейших и благороднейших – существ, вместе с тем, скромнейших и стыдливейших, особенно от непомерной хвалы и чествования, клятва, взятая с меня рассказчиком, заставила оставить лишь самую ее суть, которая, впрочем, настолько пестра в своих красках, что с лихвой возместила завуалированному сюжету.
