Когда я была еще совсем маленькой, я, в попытке покормить диких уток, чуть не утонула в пруду, находящемся за нашим домом. На самом деле я смутно помню тот момент, но с тех пор я начала бояться любой жидкости, в которой можно было бы хоть как-то умудриться утонуть. Впредь к пруду я больше не подходила более чем на триста метров, потому как он стал для меня символом смерти. И хотя с каждым годом пруд становился всё мельче, а утки в нём всё упитаннее, я, к своим двадцати двум годам, так и не научилась плавать.
Однако приобретенная мной в детстве аблутофобия* никак не влияла на мою любовь к дождливым дням и особенно вечерам (*Боязнь плавать). Конечно я никогда не была мазохисткой, обожающей гулять под дождем, любящей возвращаться домой после тяжелого дня с промокшими ногами или бежать по грязным городским лужам в тщетной попытке остановить свободное такси. Я скорее всегда была из тех многих, кто обожает во время дождей смотреть в окно, за которым начинают сгущаться осенние сумерки, и, согреваясь теплой чашкой кофе, думать о чем-то своем, далеком и непонятном даже для самих себя. Сегодня был именно такой вечер – вечер, когда капли дождя, отскакивающие от крыши нашего небольшого, старого, двухэтажного домика, заставляли мою душу расслабиться под звучанием ненавязчивой, вибрирующей тяжести своего падения.
Две недели назад, после неполного четырехлетнего обучения в одном из лучших университетов страны, я вернулась из столицы в родной городок, который резко отличался своим размеренным темпом жизни от пульсирующего ритма мегаполиса. Я почти отучилась на терапевта и мечтала в ближайшем будущем стать дипломированным специалистом, но в свете последних событий не могла позволить себе платное обучение. В итоге мне пришлось бросить учебу и продолжить жить с тягостной надеждой на то, что со временем у меня получится восстановиться в университете.
Коротко о моей семье. Мой отец, брюнет с большими ярко-голубыми глазами и средним телосложением, отличался своим необычным чувством юмора, которое зачастую лишь отражало суровую реальность окружающего его мира, и пристрастием к вкусному ужину, что почти не отражалось на его плотной фигуре. За свою жизнь он освоил две профессии: вальцовщик стана горячей прокатки и радиомеханик. После десяти лет на металлургическом заводе, второе место работы казалось для него манной небесной, которой он опасался лишиться последние полгода, в связи с массовыми сокращениями, связанными с фактическим разорением его работодателя. За минувшую зиму было уволено пятьдесят человек из семидесяти восьми и уже ни для кого не было секретом, что до конца весны фирма отца испустит последний вздох. Но об этом в нашей семье негласно договорились молчать, дабы не думать о, и без того плачевной, финансовой ситуации нашего очага.
Мою мать можно определить в разряд опытных домохозяек, которые с закрытыми глазами способны одновременно кормить ребенка, гладить рубашку и решать вопрос с коммунальными платежами. Сначала она трепетала над своими четырьмя детьми, затем появились внуки и дедушка с бабушкой. Так она навсегда осталась вечной домохозяйкой, полностью довольная своей должностью женщины, на которой, в буквальном смысле, держится весь дом. Вставая в шесть утра, чтобы приготовить завтрак для домочадцев и ложась в десять часов, после финальной глажки белья или протирания пыли, мама всегда всё успевала.
Она никогда не была пышной женщиной, однако за последние месяцы совершенно похудела от свалившихся на нашу семью проблем. На волосах появилась первая седина, которую она тщательно замаскировала дешевой краской цвета коньяка, вокруг глаз проступили новые морщинки, а в глазах начала отражаться первая за всю жизнь усталость.
