Смазанный стук клювом по стеклу вытолкнул Присциллу из состояния угрюмой задумчивости. Вздрогнув, она откинула плед, в который куталась последнюю четверть часа, и медленно подошла к окну. Над Парсон Холлом давно сгустились сумерки, но света единственной свечи хватило, чтобы разглядеть сидящего на карнизе потрепанного почтового голубя. Амулет с кристаллом на его когтистой лапке безопасно светился зеленым. На всякий случай Присцилла провела ладонями вдоль рамы, но не обнаружила даже легкого шлейфа проклинающей магии. Чисто – письмо не вскрывали. Да и кому оно могло понадобиться?
– Нечего себе льстить, – буркнула она, поворачивая резную ручку окна. – Нищие неудачники никому не интересны.
Впустив птицу в комнату, Присцилла поймала брошенный в руки конверт с гербом де Ла Росс и замерла, не решаясь сломать сургуч. Даже не разворачивая письма, она знала, что в нем ждет очередной отказ. Вот уже несколько дней французские родственники выражали соболезнования в связи с преждевременной кончиной дяди Адриана, и на этом их поддержка заканчивалась.
Родителей Присцилла лишилась в раннем детстве. Почти восемнадцать лет ее воспитывала тетя Жизель – старшая сестра матери – которая хоть и не пренебрегала обязанностями, но и сильно не усердствовала. Главной целью каждой девушки она считала удачное замужество, что в случае с племянницей было весьма затруднительно из-за скромных доходов семьи.
Поначалу они жили в Тилбери,1 в тесном одноэтажном коттедже, но когда Присцилле исполнилось десять, дядя увлекся торговлей на магической бирже. Дела пошли успешно, финансовое положение Парсонов улучшилось. Из восточного предместья Лондона они перебрались в респектабельный район на границе с Вестминстером,2 и тетя Жизель принялась устраивать будущее Присциллы, весьма кстати вспомнив про аристократические корни.
– Ты тоже де Ла Росс, как и мы с твоей матерью, – любила повторять она, что было правдой лишь отчасти. После замужества мать Присциллы стала Аркетт, но тетя предпочитала более благозвучный вариант. – И должна вести себя соответственно.
Тем же принципом она руководствовалась и при выборе школы. Никаких колледжей для магов без родословной, только рекомендованные высшим обществом. Тетя утверждала наряды и друзей, отвозила на одобренные приемы, поддерживала знакомства с перспективными кандидатами на роль жениха, и Присцилла не возражала. Ей нравился праздный досуг, нравилась роскошь, но все это рассеялось в один миг, когда дядя потерял большую часть состояния из-за неудачной сделки. А следом в прах рассыпался и иллюзорный мир вокруг. Поклонники внезапно исчезли, а именитые друзья стали реже приглашать в гости и почти не поддерживали связь. Стыдясь нынешнего положения, Присцилла не напрашивалась на эти встречи – ей было неловко заискивать и просить. Но унизиться все-таки пришлось, когда у ворот Парсон Холла выстроилась вереница кредиторов.
С горя тетя прикинулась больной, но и это не помогло отсрочить выплаты. Решив, что терять уже нечего, дядя согласился на покупку сомнительных акций, которые через пару дней втрое упали в цене, а вслед за ними сердечный приступ свалил и самого дядю.
– Теперь только ты сможешь спасти нас от нищенского существования, – с пафосом заявила тетя, едва они с Присциллой вернулись с кладбища Хайгейт.
И ожидаемо свела разговор к теме выгодного брака.
В теории стратегия была верной, но лондонские газеты разнесли новость о банкротстве Парсонов быстрее, чем закончились похороны.
Вняв настояниям тети, Присцилла попыталась отыскать жениха за границей. Пришлось составить список всех состоятельных родственников и отправить им ненавязчивую просьбу о визите, который «помог бы оправиться от тяжести утраты», но в ответ прилетали лишь избитые фразы об участии и пожелания терпения.
