Единожды в треть стоящие огненные линии двоились и гасли на ветру. Вспышки света из стробоскопа всех цветов радужной палитры; мерцающие отовсюду перемычки возносились над головами и падали вниз, будто весили тонны. В глубине было лишь светлое полотно, меняющее свой цвет при касании: я тянул к нему руки, оно реагировало, манило своим чувством. Амплуа держал меня в три прихода, на каждом из них был свой идол – свой бог. Россыпь мерзких, самых длинных и огромных рук бежало за мной до самого тлена.
Они настигли меня на спаде: там было уже легко и осознанно ясно, что они – лишь зрительная какофония. Свирепая агония длилась без малого час. Там, в низине, был кромешный ад: широкие, безликие, хладные глаза, и все до одного смотрели на меня, пожирали мою душу, орали и завывали остатками языков, вопили дырявыми щеками, а слюна водопадом мчалась по их чешуйчатому тельцу…
Под углом течёт ровной струйкой алая кровь, блестит от того яркого света, исходящего от величественного солнца, покрывающего небосклон от края до края перламутром, фиолетовыми молниями… Где хром в зрачках меняет свои формы, словно мыслящий организм, он идёт – настигает. Невообразимые стоны нечеловеческого характера отдаются в голове. Хочется биться в приступах, хочется смерти… Вкусить покоя, покорить заветы людей, что плавятся над каменным океаном страданий и скитаний, в поисках того самого гранита вечной жизни.
Обелиск источает глухой мёртвый звук. Последние капли разума покидают меня. Столбы прожекторов и чёрных полос на равной скорости летят подле меня, я лечу атлантом в необъятных просторах прозрачной полимерики фосфора, фасады и рельефы ликов кружатся надо мной, – изгибаясь, – вытворяют гимнастические красоты невиданного ранее мастерства.
Оракул – манящее око, – сады грёз величаются над аркой жемчужного оклика, звёздная пыль разит искрящей волной. Омуты замкнутого царства с тенями дюн меняются на свободные поля, покрытые воздушными облаками. Здесь тихо и уютно, врата рая открыты нараспашку: высокие и грозные, возвышаются над склонами зелёных гор, в гнёте поражаемые лишь любовью и сокровенным. Словно растекающаяся эмаль, металл плывёт и расцветает; он пускает в идиллию нового мира, я послушно ступаю за порог дозволенного. Безумие и хаос покоряются в ночи безмолвия, без ясности причины – это было и есть, нужно склонить пред ними колени, иного пути не существует…
Мраморные колонны изливаются в созвездия сплетений, они тянутся чёрным флёром вверх и спадом кометы мчатся на меня, я пытаюсь от них убежать – уйти в отстой, – увы, каждый новый раз я погибаю.
Окаменелые глыбы неизбежно катились на меня, плыли под огнём разных форм, переставая быть осязаемыми. Через секунду я умер от сокрушительного удара.
