Деревья тянули свои голые ветви к небу, и чудилось, будто они молят о пощаде у суровой матушки-зимы. Вокруг все было укрыто белым покрывалом снега… Белое безмолвие, казалось, окутывало не только окружающее пространство, но и душу зябко кутавшейся в старый пуховый платок Гали. Она стояла у зарешеченного окна, держа на руках крошечный сверток – месячную дочь, которую она назвала именем своей матери…
Все произошедшее с ней за последний год ей казалось настоящим кошмаром. Иной раз Гале хотелось ущипнуть себя, чтоб очнуться. Думалось: откроешь глаза, и вокруг все будет по-прежнему, и нет этой жестокой действительности, что стягивала Галю. Часто очень хотелось вернуться в детство… Точнее, в ее счастливое раннее детство, где все было прекрасно. Ее молодые счастливые родители и она, маленькая Галинка-Калинка, как бывало звал ее отец…
Галинка-Калинка… «Эх, папа, папа…» пронеслось, в который раз, в ее голове. Галя тяжело и с горечью вздохнула. Нет, ей уже никогда не почувствовать детской и наивной легкости на душе, на которой лежала тяжелая печать греха. И этот грех был отцеубийство…
«Господи, – думала она, – где же проходит грань человеческого терпения, где?..» Тяжелые детские воспоминания душили, не давая оправиться от горечи содеянного… Отец начал пить, когда Гале было лет семь. Он приходил с работы навеселе и частенько не один. Когда его товарищи уходили, начиналось самое страшное – родительские скандалы, которые чуть позже переходили в драки. Он бил мать жестоко, до крови… На следующий день, на коленях просил прощения, плача и клянясь, что такого больше не повторится. Недели две-три после этого в доме было жуткое для Гали затишье, а потом все шло по новому кругу.
Угнетал страх ожидания, неуверенность в завтрашнем дне и ощущение, что из этого замкнутого круга не выбраться, что это стало трагической закономерностью.
Мать все терпела молча, родственники даже не знали, что она с мужем жила плохо. Как-то, когда Галя спросила у матери, почему она терпит издевательства отца, мать ответила дочери:
– Раз поженились, надо быть вместе… Даже моя мама – твоя бабушка, когда я со слезами пришла домой, вывела меня за руку и сказала: ступай к мужу. Мы перед богом венчаны, доченька.
– Но мама, это же жестоко!
– Мы – женщины, а женская доля такова… Бог терпел и нам велел.
Если б знать будущее! Если б не жить с оглядкой на других, на «общественное» мнение в лице всезнающих сплетниц-старушек, которым наплевать на то, что у тебя на душе!.. Не дай бог попасть к ним на язык, они все вывернут наизнанку, извратят, переиначат. Галя не понимала, как эти верующие старушки, бывающие регулярно в церкви, постоянно осуждают других, ведь в книге книг Библии сказано: не судите, да и не судимы будете, – какой мерою мерите, такой и воздастся!.. Галя не понимала и не принимала такой веры… Но свою мать считала истинной верующей, ибо никогда не слышала от нее ни одного слова осуждения в адрес других. Даже в отношении отца, который немилосердно измывался над ними. Только и стойкому терпению, оказывается, приходит конец, и тут даже вера не поможет. Однажды Галя пришла из школы, дома было полно народу… Оказалось, что отец, придя, домой на обед, нашел свою жену повесившейся в сарае. Это отца так потрясло, что года четыре потом он спиртного вообще в рот не брал… Галя за это время окончила школу и поступила в техникум.
Жила у отца она тихо и спокойно, пока он снова не начал пить. Гале ужасно не хотелось идти домой после занятий в техникуме, но как ни оттягивала она момент возвращения, ей приходилось это делать. Дома же Галю ждала либо веселая разнузданная компания друзей отца, или хорошо подвыпивший папаша с нравоучениями, а бывало и с ремнем. В пьяной уверенности он орал, что она его дочь и должна слушаться, начинал придираться к ней из-за того, что она молчит, ничего не отвечает.