Восьмидесятые годы прошлого века сегодня вспоминаются как времена расцвета разрешенной «гласности», порой переходящей в долгожданную свободу слова. Появились публикации об экстрасенсах и ясновидцах, а на телевидении желанными гостями стали колдуны и целители. Журналисты рассказывали о явлениях, которые официальная наука старалась не замечать, причем испрашивать на это согласия ученых мужей уже не требовалось. И когда в 1988 году появились публикации о Барабашке – невидимке, который мог не только общаться с людьми с помощью стуков, но и швырять предметы, то читатели не остались равнодушными. Вскоре телевизионщики сделали об этом феномене передачу, и в столицу посыпались письма. Люди делились увиденным и пережитым: ведь едва ли не каждый поживший на свете человек припомнит хоть одну историю, которая не укладывается в рамки привычного.
В этих письмах слова «однажды» и «вдруг» – едва ли не самые частые. Сюжеты, как правило, не новы: недаром же говорится, что все новости стары – просто каждый раз они случаются с другими людьми. Однако интерес к ним из ученого мира проявляли, в основном, фольклористы, которые называют такого рода истории быличками. Былички – это нечто среднее между былью и сказкой, где в реальность случившегося верит, по крайней мере, сам рассказчик. Однако фольклористов интересовала не столько суть событий, сколько цветистый простонародный слог. Но когда излагают так: «Вот, гыт, тако было, чо я слышала, то слышала!», – то проверять факты никому в голову не придет. Наши письма с точки зрения такого фольклора малоинтересны, их авторы – домохозяйка и инженер, подросток и военный летчик, учительница и капитан дальнего плавания. Они рассказывают о невероятных историях, которые с ними приключились, но при этом далеко не все рассчитывают на понимание соседей и потому опасаются сообщать фамилии. Ведь ещё два века назад англичанин Юм задавал риторической вопрос – мол, что легче: природе сбиться со своего пути или человеку солгать? Философ почему-то был уверен, что путь природы людям уже известен.
Можно, конечно, объявить очевидцев невеждами и лжецами, но получится неубедительно, потому что они такие же разные, как и все прочие люди – есть среди них скептики и романтики, есть осторожные и авантюристы. Зато их истории во многом похожи друг на друга и потому прав был, наверное, всё-таки не Юм, а его не менее уважаемый коллега, считавший, что совпадение множества независимых свидетельств есть доказательство их истинности.
Пусть далеко не все рассказы выглядят правдоподобно с точки зрения обыденного опыта. Опыт – дело субъективное и наживное, что хорошо понимают авторы писем (как выразился один из них, никто не верил в случившееся, кроме тех, кто видел»). Но если даже не все рассказы заслуживают доверия, то, по крайней мере, все достойны внимания. Они интересны хотя бы тем, как ведут себя наши современники при встрече с непонятным.
Подобные письма получали не только журналисты и уфологи. Копилось досье и в КГБ – рапорты и объяснительные записки от рядовых и офицеров, милиционеров и военных, – то есть наблюдателей квалифицированных и психически здоровых (потом вышла книга «Правда об НЛО из сейфов КГБ»). Интересные материалы были и в министерстве обороны, и в Академии наук, а в это время люди с учеными званиями твердили, что ничего странного не происходит. Но если скрывать информацию какое-то время несложно, то вычеркнуть её из памяти очевидцев или убедить их, что они видели совсем не то, что им показалось, гораздо труднее.
