Я сама загнала себя в этот черный угол. И теперь каждый, кто вспомнит обо мне, первым делом скажет: «А, это та, что убила мужа?» Хорошо, если этим ограничится. Можно многое добавить в мой адрес, мол, убила, чтобы освободиться и заполучить деньги. Может, кто-то знает, что у меня был любовник. Да, именно был, в прошедшем времени. Потому что теперь, в настоящем, его уже точно нет.
Я закрываю глаза и вижу своего мужа в луже крови. Картинка из триллера. И не могу поверить, что это все же случилось. Как не могу поверить и в то, что сижу в камере среди чужих, неприятных женщин. Пытаюсь увидеть себя со стороны – и не узнаю себя. Жалкое зрелище. Я слабею с каждым часом. Но не физически. Просто я понимаю, что осталась совершенно одна. И мне страшно. Очень страшно.
Я ее потерял. Как нашел, так и потерял. И ведь сам прекрасно осознавал, что веду себя неправильно, что так нельзя, что это не по-мужски, наконец. Прошло уже почти два года, как мы вместе. Можно было найти множество способов заполучить ее всю, без остатка, схватить в охапку и унести с собой. Но я этого не сделал.
Почему? Врожденная нерешительность? Или меня так задело это ее «пусть все останется, как есть»? Да мало ли что может сказать женщина. Зачем я ее послушал? А может, мне самому так было комфортнее? Глупец.
Человека, к которому я собирался обратиться за помощью, зовут Ефим Борисович Костров. Когда-то очень давно один друг дал мне его визитку со словами: «Будет трудно – поезжай к Фиме». Знаю, что Костров помог ему в щекотливом деле, связанном со смертью компаньона. Тогда мы все опасались, что друга посадят за убийство, которого он не совершал. Но ничего такого не произошло – Костров спас.
Я ехал к этому человеку, известному мне только с чужих слов, и представлял себе нашу встречу. Конечно, первое, что он скажет, когда услышит мою просьбу: «Да не волнуйтесь вы так. Прошел всего час с той минуты, как вы почувствовали, что потеряли ее. Не стоит впадать в панику. Может быть, она просто не смогла прийти. Мало ли какие ситуации случаются в жизни. Давайте подождем».
И я мысленно отвечал: «Да вы просто не понимаете! Все эти два года она всегда предупреждала, если не может прийти. Оставляла записку с датой следующей встречи. Да, она живой человек, который может заболеть гриппом или срочно куда-то уехать. Но у нее есть телефон (и не один!). Она всегда может позвонить в гостиницу «Геро» и попросить знакомую администраторшу оставить записку для меня. Сегодня она этого не сделала. Объяснений может быть много, но я боялся больше всего двух. Первое – ее нет в живых или она тяжело больна. Второе – она бросила меня».
Все остальное можно бы исправить, и я готов был на все, лишь бы вернуть все то, чем жил последнее время. Я даже про себя, тихо-тихо боялся произнести это слово. Любовь.
Да что там любовь? Это слово звучит везде, постоянно, как пароль, как код, как оправдание поступков и болезней. Что только не называют этим словом ради собственного удобства. То, что я испытывал к Лене, было куда более сильным, чем любовь. Имени этому еще просто не придумали.
И вот теперь я должен рассказать о нем совершенно постороннему человеку, пусть и знатоку сердечных дел. Поймет ли он меня, оценит ли серьезность трагедии? Или посмеется надо мной? А вдруг он циник, грубиян, что тогда?
Ничто не предвещало такого развития событий. Нет, конечно, сегодняшнее утро не было безоблачным. Приболел мой маленький сын. Он плохо спал, покашливал во сне, под утро расплакался. Наша няня позвонила в поликлинику. Пришел доктор, сказал, что горло у Саши на самом деле воспалено, выписал лекарство. Я съездил в аптеку, купил его и отдал няне.
