Говорят, самое трудное для рассказчика – придумать первую фразу. Я не буду заморачиваться и сразу перейду ко второй:
– Какая сволочь наблевала?!!
Фраза, спешу заверить, принадлежит не мне, а молодому человеку с пушкинским именем Герман. Или – сокращенно – Гере. Моему знакомцу-приятелю.
Вопрос задан эмоционально, с истинным интересом. Так эмоционально, что я вынужден проснуться и открыть тяжелые веки.
– Чего?..
– Кто наблевал, спрашиваю?! – Герин трясущийся от возмущения перст указывает на засохшую бурую кашицу на полу возле стола, в которой покоится бутылка из-под зажигательной смеси «Русский стандарт».
– Да какая разница, – вяло отвечаю я, – это ж не радиоактивные отходы. Не сдохнем…
– Да на зоне за такие косяки печень вырезают!
Не вырезают… Бывал, знаю. В худшем случае лицо набьют и убрать заставят, да и то, если ты в нижней части табели о рангах. А так – чуханы уберут… Просто Герман таким манером поднимает авторитет в глазах окружающих и зарабатывает копеечную популярность.
– Как это, наверно, несправедливо… – Я роняю голову обратно на свернутые джинсы, служащие подушкой, но глаза уже не закрываю.
С левой половинки дивана веет легким весенним перегаром. Это к вопросу об окружающих. Дама. Не сказать, что преклонных лет. Застряла где-то между восемнадцатью и тридцатью. Как звать, не помню, хоть убей, при том что провалами в памяти после застолья не страдаю. И сегодня не провалился, но ФИО не запомнил. А кто запомнит? Только накануне познакомились.
Дама тоже просыпается и, пугающе зевнув, обращает внимание на лежащее рядом тело. Мое тело, если его можно еще называть телом. О, майн Гад, какая прелесть! Глазки, как страшные сказки. На ночь в них лучше не смотреть. Хочется спрятать голову под подушку. Но подушки нет, есть джинсы. Не исключено, я вступил с ней в интерактивную половую связь. Я – чье воспитание и вкус практически безупречны!.. Водка творит настоящие чудеса.
– Паш, там сигареты на столе. Дай, а…
У дамы низкий сексуальный голос с шумовыми никотиновыми эффектами. Наверное, на голос я и повелся. Работал на слух. Она, кстати, мое имя запомнила. Или угадала.
Не вставая, нащупываю мятую пачку «Союза-Аполлона» и поджигалку.
Герман, закончив арию, удаляется в соседнюю опочивальню. К своей пиковой даме.
– Чего он разорался, Паш? – Женщина блаженно затягивается и выпускает в потолок паровозный столб дыма. – Сам же и наблевал, козлина…
– Точно?
– Мы с Галкой его с пола поднимали.
– А я где был?
– Ну ты за столом… Сидел.
– А потом?
Все-таки провалы бывают даже у стойких деревянных солдатиков.
– Потом на диван перенесли.
Похоже, работы на слух не было. И вообще ничего не было. По техническим причинам. После такой дозы даже Терминатор не сумел бы. Или было? Так, ради прикола интересно…
– А разделся сам? – Я украдкой глянул под диванное покрывало, служившее одеялом, и обнаружил, что нахожусь в одних носках.
– Ну, в общем, да… Почти.
Еще один осторожный взгляд на соседку. Она тоже без покрова. Неужели воспользовалась моим беспомощным состоянием?! Да еще вместе с Галкой? Плохая девочка! Надо бы поинтересоваться аккуратно, не страдает ли хроническими или наследственными заболеваниями, вроде синдрома приобретенного иммунодефицита или гриппа. Но сначала хорошо бы вспомнить имя. Как же ее… то ли Лена, то ли Света…
Пытаюсь воссоздать картину минувшего дня. Примерно в 15.30 по Москве встретились с Германом возле «Пятерочки». Он угощал. Где-то разжился денежными знаками. У меня были иные планы – филармония или на худой конец библиотека, но он уломал пойти в «Эрмитаж». Это рюмочная такая. Я не очень люблю эту подвальную забегаловку, предпочитаю «Три шестьдесят две», названную в честь стоимости социалистической поллитровки, – публика там более пристойная, окурки с пола не поднимает и двадцать грамм оставить не канючит. Салфетки, обратно, на столиках, бачок на унитазе не сломан, картинки на стенах серьезные… Но Геру почему-то тянет в «Эрмитаж».
