Кира
— Макар, — прошептала я, не до конца
понимая, действительно ли муж сидит в кресле или мне только
видится.
Потёрла лицо. Нет, никакой это не
сон. От облегчения вздохнула, не веря, что ад последних часов
кончился. Откинула плед и встала.
— Мне надо тебе кое-что
рассказать.
— М-да?
Я присмотрелась к нему. В комнате
горел только светильник, и зловещие тени падали от него на палас,
на стены, на лицо мужа. И всё же даже в этом скупом свете я поняла,
что он не такой. Колючий, напряжённый и абсолютно чужой.
Слова почти слетели с губ, но, когда
Макар встал навстречу, я засомневалась. В руках у него был бумажный
конверт, рядом на столике стояла полупустая бутылка коньяка и
единственный пузатый бокал на низкой ножке.
— И что ты хочешь мне
рассказать?
Он подошёл ближе. Всё, что я хотела
сказать ему: про пожар, про Риту, про детство и жизнь до него,
комом застряло в горле. Сперва я подумала, что он такой из-за моих
звонков, но было что-то ещё.
Неожиданно он замахнулся. Лицо
обожгло ударом. Вскрикнув, я схватилась за щёку.
— Сука! — рявкнул муж. — Дрянь!
Я прижимала руку к горящей щеке, во
рту был вкус крови. В ужасе смотрела на Макара и ничего не
понимала.
— Ты хочешь рассказать? Я тебе тоже
хочу кое-что рассказать. Вернее, показать.
Он надорвал конверт и высыпал то,
что было внутри, к моим ногам. Я опустила взгляд и обомлела.
Это были фотографии.
Присела и подняла одну. За ней
другую.
— Это неправда, — просипела, не веря
собственным глазам. — Макар… Это ненастоящие снимки.
— Это правда, блядь! Или ты не
ходила сниматься?!
Он зло прищурился. Я подобрала ещё
несколько фотографий. На них была я. Откровенная, в чёрном, почти
прозрачном белье. На одной фотографии меня обнимал мускулистый
мужчина в расстёгнутых джинсах. Моя рука на его шее, губы
приоткрыты, словно в ожидании поцелуя. На другом — его ладони на
моих ягодицах.
— Так ходила или нет? — ворвался в
опрокинутое сознание холодный голос мужа.
Я вскинула голову. К прочему
прибавилась догадка, оказавшаяся куда хлеще и больнее пощёчины. Но
она помогла забыть и о слезах, и о страхе.
— Ты следил за мной?
На его скулах выступили желваки. Я
подскочила на ноги и схватила Макара за рубашку.
— Ты следил за мной?!
Он не ответил. Я швырнула ему в лицо
снимки, которые держала.
— Мудак, — процедила сквозь зубы. —
И давно? Сколько это длилось, Макар? День? Месяц? Год?
Он перехватил мою руку в момент,
когда я занесла её. Сжал.
Я стиснула зубы от боли.
— Ты никто, Кира. — Теперь его голос
звучал глухо, но пробирал до сердца. — Когда я женился на тебе, ты
была никем, у тебя не было ничего. Обычная девка, которая только и
может трахаться по подворотням.
— Твоя ванная не очень похожа на
подворотню. Или ты забыл, что не справился со своим членом? Что же
тебя так таращило-то от обычной девки? Что же ты не трахал своих
рафинированных течных сук?
Рука в тисках его пальцев онемела. Я
дёрнула ею.
— Мне больно, — прошипела ему в
лицо. — Отпусти, козёл!
Он отпустил. Оттолкнул меня от себя,
и я, попятившись, поскользнулась на рассыпанных под ногами
фотографиях.
— Ты была никем, — повторил он. —
Уйдёшь от меня ты тоже никем.
Сказанное им дошло до меня не сразу.
Как будто мозг не был готов принять то, что я услышала. Вскинула
подбородок и вдруг поняла, что ненавижу Макара так же сильно, как и
люблю, и ненависть эта родилась не здесь и сейчас.
— Одевайся и проваливай! — вдруг
рявкнул он.
Снова схватил меня, только теперь за
ворот халата. Мне показалось, что сейчас он опять ударит, но он
толкнул меня на пол.
— Собери своё дерьмо и
проваливай.
Я сидела посреди фотографий и
смотрела на мужчину, которому ещё час назад была готова простить
практически всё, от которого ждала помощи, которому хотела
рассказать самое сокровенное. Но в его глазах была непоколебимая
решимость.
