– Дамир, нельзя кидаться кашей! – строго смотрю на сына.
Но этому озорнику хоть бы что. Глядит на меня блестящими карими
глазками и хитро улыбается.
– Дамир, я не шучу, – повторяю с нажимом. – Мы не играем с
кашей. Мы ее едим.
– Дамил хотет гулять! – он требовательно ударяет кулачком по
пластиковой столешнице.
Господи… Ну что за характер? Властный, неуемный – весь в
отца.
– Дамир пойдет гулять только после того, как позавтракает, –
отрезаю я. – И это не обсуждается!
Сын хохлится. Дует губки. Но я не собираюсь идти у него на
поводу. Он и так частенько вьет из меня веревки, но тут я
непременно настою на своем. А то ишь, раскомандовался.
– Бери ложку и ешь, – я придвигаю к нему прибор. – Каша
вкусная.
Дамир вздыхает. Понимает, что этот бой проигран. Берет ложку и
нехотя втыкает ее в овсянку.
Удовлетворенно кивнув, отхожу от его столика и возвращаюсь к
завариванию чая. Насыпаю во френч-пресс любимый молочный улун и
заливаю его кипятком.
На кухне фоном тарахтит телевизор, и слуха внезапно касаются
звуки знакомого имени. Беру в руки пульт и, сделав чуть громче,
напрягаю внимание.
«Сегодня из-под стражи условно-досрочно освобожден известный
предприниматель Эдгар Чаров. Напоминаем, что он был осужден по сто
пятьдесят девятой статье уголовного кодекса за мошенничество в
особо крупном размере…»
Голос диктора сообщает подробности дела, которое четыре года
назад гремело на всю страну, но я уже не слушаю, целиком и
полностью превращаясь в зрение. Ведь на экране прямо сейчас крупным
планом показывают Чарова.
Он немного схуднул. Скулы обозначились чуть резче. Виски
тронулись ранней сединой. Но в остальном Эдгар остался все тем же:
красивым, породистым, уверенным в себе мужчиной.
Пробираясь к черной тонированной машине, которая, очевидно,
ожидает его, Чаров отмахивается от толпящихся вокруг журналистов и
не дает никаких комментариев. Суровый, серьезный, собранный.
Смотрит строго перед собой. В карих глазах – глубокая
усталость.
Эдгар скрывается за дверью автомобиля. Новостной репортаж
переходит к другой теме. А я по-прежнему, словно завороженная,
таращусь в телевизор. В душе разливается ядовитая тоска, а в глазах
предательски щиплет. Будто я на палящее солнце смотрю.
Эдгар был моим мужем. Моей первой любовью и самым сокрушительным
разочарованием. Девять лет мы прожили в счастливом браке, а затем
вдруг выяснилась, что у него интрижка с секретаршей.
Я была раздавлена этой новостью, но тогда у нас даже не
получилось нормально поговорить. Против Эдгара возбудили уголовное
дело и взяли его под стражу. Я ни разу не навещала его в тюрьме. А
зачем? Он предпочел мне другую женщину, с которой был знаком лишь
несколько месяцев. Я решила, что вычеркну его из жизни и начну с
чистого листа. Даже несмотря на нашего общего сына, который в тот
момент рос у меня в животе и про которого Эдгар по сей день ничего
не знает.
Нас развели в одностороннем порядке. По закону согласие Чарова
не требовалось, ведь его осудили на срок, превышающий три года. Я
получила свободу довольно легко, но вот душевного покоя не было и в
помине.
После того, как Эдгар сел в тюрьму, я неделю валялась дома, не в
силах оторвать голову от подушки. За нашей дочкой, Миланой,
присматривала няня, а затем моя мама, приехавшая по случаю нашего с
Чаровым развода. Я была разбита, раздавлена, убита горем.
Я знаю, что так нельзя говорить, но в тот момент мне правда не
хотелось жить. Эдгар не просто был любимым мужчиной – он был
смыслом. А когда жизнь бессмысленна, ее совсем не хочется
продолжать…
Выйти из депрессии мне помогли регулярные сеансы у психолога,
поддержка близких и осознание ответственности за жизнь сына,
который развивался во мне.
