Здравствуй, папа, вот и я.
– М-м-м… – голова нестерпимо болела, а в ушах поселился звон.
Я честно попыталась повернуться на бок и положить голову на прохладную часть тонкой подушки. Все-таки больничные спальные принадлежности – это нечто! Нечто несусветное.
Пока я кряхтела и пыталась открыть глаза, кто-то крепко взял меня за плечи, приподнял и, взбив подушку, положил меня обратно. Прохладненько… Хорошечно.
– Ох, Олена… Когда же ты поправишься-то? – послышался тяжелый вздох. – Но ничего-ничего. Я дождусь, я не сдамся! Олена, слышишь? Только не бросай меня, дочка.
Я почувствовала как сухие губы приложились к моему лбу. В следующую минуту мне на голову легла влажная холодная тряпка, от которой несло травами. Странно… Это что, такие новые старые методы лечения? И кто такая Олена? Кстати, забавное произношение. Ни разу не слышала такого четкого О.
Спустя несколько минут в голове немного прояснилось. По крайней мере, думать стало не так больно. Видимо, пневмония моя прогрессировала, раз уж я отключилась. Все таки в моем возрасте, как-никак семьдесят четыре стукнуло в том году, а любая простуда проходит нелегко.
Тряпка на лбу нагрелась и я, еле подняв руку, перевернула ее прохладной стороной, чуть сместив с глаз. Н-да уж! Травы, которыми была пропитана тряпка, видимо, были галлюциногенными.
Ну с какой это стати, в больничной палате, в XXI веке, в веке нанотехнологий, в конце концов, потолок был низким, деревянным? Но чистым. Не было запаха сырости и следов гниения или плесени. Проморгалась-ничего не изменилось. Краем сырой тряпки протерла глаза (зачту это за умывание). Со стоном повернула голову на бок. Господи, что же так тяжко-то?!
Комната явно не была больничной палатой. И куда меня поместили? Я же с пневмонией поступила в приемное отделение по скорой.
Старшая дочка навестила меня, и очень вовремя. Я уже не могла даже до телефона дотянуться. А всего-то простыла. Участковый врач выписал мне лекарства, но что-то пошло не по плану. Когда я выпила лекарства, то сразу же завалилась спать. Потом начало меня лихорадить и в это время пришла Лиля. Помню как она меня звала, звонила в скорую и сопровождала меня в больницу. Все! Очнулась здесь… А где-здесь?
Стены в комнате были тоже деревянные. Ни краски, ни обоев, ни штукатурки… Да и кто сейчас строит из дерева? Кругом бетон и гипсокартон. А деревянные строения остались только в деревнях и селах.
Ну я-то помню, что в городе живу. Как уехала еще в шестнадцать лет на учебу в институт на экономиста, так и появлялась у родителей только наездами. Все-таки учеба, потом работа и своя семья не давали возможности навещать часто.
Вот уже мамы и папы нет как четырнадцать лет и, с тех пор, я из города выезжала только в лес за грибами да ягодами. Редко, конечно, но одной много и не надо. Я-вдовствующая пенсионерка с тремя взрослыми детьми и семью внуками. У молодых своя жизнь, а посему, я с ними связываюсь только по телефону-сетям-скайпу. Изредка навещали друг друга. Все разъехались по разным городам и только Лиля в соседнем городе осела.
Так, я отвлеклась. Впрочем, разглядывать особо нечего.
Маленькая комната квадратов в десять. Это максимум. Дверь не закрыта. Слева в углу от нее стоит сундук. Большой такой, с металлическими углами. Напротив двери стена с окном. Небольшим и не очень чистым. Слева от окна стол с ящиками и стул. Я лежу на деревянной кровати справа от окна.
Максимально аскетично и странно. Я, как дитя урбанизации, официально заявляю – это не город! Даже не глядя в окно, я в этом была уверена.
Пока эту обстановку разглядывала, я приподнялась на локтях. Вот в этой позе меня и застал мужчина, который обращался к Олене.