Ворота открылись.
Маленькие детские ножки ступили на холодную почву и ринулись в глубину леса. Сухие ветви кололи ступни так, что бежать становилось труднее с каждым метром. Лес тянулся без конца: одинаковый и холодный. Пар изо рта густел от разгоряченных страхом легких.
Мальчишка бежал, как ему было сказано. Он не видел ничего вокруг, кроме смешивающихся перед глазами стволов сосен. Малыш бежал, пока сплошная рябь деревьев не свалила его на сырую землю. Он упал и, задыхаясь, почувствовал приближающуюся дрожь. Красные муравьи разбегались по коже, кровь сочилась из лопнувших стоп, густой пар из легких заслонял голубое небо. Насекомые кусали и забирались во все отверстия беззащитного голого тельца.
Разве зайцы носят одежду?
Бежать!
Страх наполнил кровь адреналином, но не смог вылечить изрезанных ступней, отчего ветви застревали в открытых ранах, проникая все глубже под кожу. Слабеющий зверь всегда оглядывается, отмеряя последние мгновения жизни. Мальчишка оттолкнулся от дерева, теряя силы, и посмотрел вперед.
– Туда! Бежим! – крикнул ему второй.
Дыхание сбивалось, легкие хрипели от холодного воздуха. Голос был все тише:
– Скорее, он уже близко!
Вдалеке слышался ропот опасности. Смерть шла по пятам. В голове то и дело проносились мысли о том, что началась охота, что дичь ослабла и готова сдаться.
– Нам нужно где-то спрятаться!
Он кричал это так часто, что голос мешался в уставшей голове, словно стволы сосен перед глазами. Мальчишка заблудился.
Раздался выстрел. Глухой и одинокий, так что казалось: он далеко. Ветви стирали стопы, силы кончались. Мальчик оглянулся, отдышавшись. Он был один посреди темного леса. Солнце пробивалось за макушками сосен, не успев разогреть воздух. Тишина. Собственное дыхание слышалось таким громким, словно кто-то кричал на ухо.
Сделав последний шаг, мальчишка наступил на край канавы, чтобы перепрыгнуть ее. Тело было слишком тяжелым. Сил не оставалось, и он рухнул на самое дно. Удар смягчило нечто мягкое, теплое, что лежало в канаве. Казалось, оно еще дышит.
Глаза забегали быстрее израненных ног. По щекам потекли немые слезы. Он хотел было заплакать, громко и жалобно, истратив последние силы, но ему помешал крик из глубины леса. Дичь взвыла от боли, попавшись в ловушку охотника.
Ржавые стальные клыки впились в ногу. Капкан проглотил лодыжку второго мальчика. Он кричал. Он кричал так больно, как детский голосок только может молить о помощи.
Лес до сих пор помнит эти слезы и кровь…
В дверь постучали.
После долгого молчания скрип половиц выдал движения в запертой комнате. Глазка в двери не оказалось, поэтому ее пришлось приоткрыть, и из комнаты выглянул глаз, успевший обшарить утреннего гостя с ног до головы.
– Чего тебе? – спросил глаз.
– Боже, ты выглядишь, как… – начал Виктор. – В общем, ты слышал, что о тебе говорят после вчерашней потасовки в баре?
– Кто обо мне говорит?
– Все вокруг.
– И что же они говорят?
– Тебе лучше выйти и самому обо всем узнать, пока остальные не начали ломиться к тебе.
– Дай мне пять минут, ладно? Мне нужно одеться.
– Хорошо. Я подожду здесь.
Дверь закрылась, и разбитая комната, как и сам Терри Коул, заблестела поднявшейся пылью от резкого пробуждения бунтаря и пропойцы. Терри взглянул на часы, покосившиеся над соседней кроватью, они показывали 9:53 утра.
Стоит поторопиться. Верный, хуже слюнявого пса, Виктор постучит снова ровно в 9:58 и обидится в 9:59 по московскому времени.
Терри открыл небольшой кейс и забрал оттуда черный предмет, а также несколько крупных купюр, защелкнул замок и спрятал в темноте под кроватью. Он запрыгнул в штаны, валявшиеся на подоконнике, снял со спинки кровати мятый свитер и, схватив куртку, открыл нараспашку окно. Терри Коул сделал глубокий вдох, словно собираясь нырнуть под воду, и просунул тощее тело сквозь решетку на окне. Не коснувшись металлических прутьев, он спрыгнул и оказался на улице.
