Оля стояла в коридоре у открытого окна, а мимо нее стремительным нескончаемым потоком проносились деревья и кусты. Они мелькали так близко, что казалось, еще немного – и ветки начнут хлестать и по стеклам, и по ее лицу.
– Пашка, иди скорее ко мне! Сейчас последний раз море увидим!
Поезд, словно услышав Олю, пронзительно загудел, радостно вздрогнул всем своим длинным составом, ускорился и вылетел на высокий обрыв. Ряд деревьев оборвался, и перед нами во всем своем великолепии выметнулось море. Догоняя нас, из плена деревьев вырвалось солнце и стремительно понеслось над водой. Яркие лучи стайкой растревоженных блестящих чаек заплескались в стеклах окон вагона и на белоснежной Олиной блузке. Вид на море завораживал. Казалось, что к глазам приложили огромный охватывающий весь мир калейдоскоп, переливающийся внизу всеми оттенками зеленого, а наверху – всеми оттенками голубого. Ослепительной белизны облако поймало солнце, и теперь они, чуть касаясь друг друга, неподвижно висели в небе. И стоило лишь краешком глаза взглянуть на солнце, как тут же гигантский калейдоскоп переворачивался и вспыхивал всеми оттенками желтого и красного. В прозрачной дымке у самого горизонта, словно вырезанные из детской картинки, стояли на рейде белые крохотные кораблики. Зеленый перламутр воды окаймляла золотая цепочка пляжей. Еще ближе в оазисах зелени тонули маленькие белые домики.
– Город, в котором исполняются мечты и рождаются желания, – вздохнула Оля. – Я тебя люблю, и мы обязательно вернемся к тебе снова. Правда ведь, Паш?
Я обнял Олю за талию и зарылся лицом в пахнущее свежестью и шампунем пушистое облако.
– Правда, Оленька. Не зря же мы вчера в море монетки кидали.
Оля согласно кивнула, и мягкая шелковистая волна погладила мое лицо.
– Какое же последнее желание возникло у тебя в этом городе? – шепнул я в розовое полупрозрачное на просвет ушко.
Ямочка на щеке Оли показала, что вопрос она услышала.
– Пашка, ты будешь смеяться, – грива Олиных волос отрицательно качнулась.
– Не буду смеяться, – я легонько толкнул Олю в мягкую упругость. – Оль, ну расскажи, какое желание у тебя возникло уже в этом городе, и которое мы не успели осуществить.
– Правда не будешь смеяться?
Я преданно закивал головой.
– Мне хочется обнаженной в волейбол на пляже поиграть.
Я не удержался и рассмеялся.
Оля больно шлепнула меня по руке.
– Ведь обещал не смеяться. Не буду я с тобой больше моими мечтами и желаниями делиться, раз ты такой вредный. А я ведь еще хотела рассказать тебе, о чем мне сегодня утром мечталось. Теперь не буду!
– Прости, Оленька, но я же столько раз предлагал тебе и позагорать голышом, и в волейбол поиграть, а ты все стеснялась.
– Тогда – стеснялась, – рука Оли снова легла на мою руку, прощая меня – а сейчас, когда это уже невозможно – знаешь, как хочется? Сейчас я бы уже смогла.
– А мне знаешь как хотелось посмотреть, как ты загораешь и в волейбол голенькая играешь? – начал я подлизываться к Оле.
Оля мне ничего не ответила, но по ее расслабленности, по тому, как она уютно прислонилась ко мне, я понял, что она уже не сердится.
– Ну, Оля, – заканючил я, поглаживая языком мочку ее ушка, – ну, пожалуйста. Я больше не буду.
– Паш, ну это даже не мечта. Это такая фантазия или может быть даже греза… и даже так нельзя назвать. Просто картинка.
– Ну, Оля, – опять умоляюще затянул я, – поманила, а теперь отказываешься. Так нечестно. Я же уже попросил прощения.
– Представляешь, Паш, – мечтательно начала Оля, – пляж – и все обнажены. В обеих командах все игроки – ребята и только одна девочка, и эта девочка – я. Мячик улетает за пределы площадки, и я бегу за ним. Вся такая вспотевшая, бурно дышащая. Бегу легко и изящно, весело подпрыгивая, а солнышко отражается в капельках пота на моем теле.
