Есть такая ночь в году, когда, загадав желание, ждёшь, что оно
непременно исполнится.
Вот и Олюшка мечтала и загадала желание - не быть бы ей женой
премерзкого Павла.
Житель соседнего уезда он, из семьи зажиточной, но скупой и
грубой.
Сама Олюшка была красавицей, но роста небольшого. Глаза ее были
глубоки как озера а цветом как небо. И косы ее золотистые доходили
до колен ей. Каждый день вплетала она в них новую шелковую ленточку
и одевалась как дворянка, меха на ней да хлопок расшитый бисером и
шелковыми нитями. Ни в чем не знала она отказа от родителей, любили
они Олюшку и всё самое лучшее ей отдавали. Так и с женихом
получилось. Кто бы равным был их семье и обеспечил Оле безбедное
существование? Друг семьи, Павел. Так им казалось.
Гадают девушки на суженого в ночь перед Рождеством, а тут
гадай-не гадай все же ложе делить с одним человеком, выбрали его ей
в мужья родители. Весной свадьбу задумали сыграть. А тот, кто был
люб её сердцу и не знал, о чем помышляла тайно девица, не смотрел в
её сторону, обжегся уже однажды, ни к чему ему дела иметь с
сопатыми девками, которые не прочь опозорить родителей на ближайшем
сеновале.
Кузнец Егор занимал мысли Олюшки. И если встать им рядом, то
подумали б люди, что они родная кровь, так похожи были друг на
друга, словно сиамские близнецы. Та же лазурь в его глазах, что и у
Олюшки и цвет волос пшеничный. Только Егор высок девицы был
порядком и широк в плечах, скулы выдавали в нем дерзость, а ладонь
его, если в кулак сожмет, напоминает тот молот, которым кузнец день
ото дня метал долбит.
Могуч и силен - вот такого б в мужья, а то, что не ужился он с
первой женой, так не всегда в муже дело. Сделала бы Олюшка Егора
счастливым, была бы хорошей хозяйкой в его доме, родила бы сына, а
ночами ублажала как ему понравится, так и старость встретили бы
вместе. Не смотрит на неё Егор, да и толку-то? Обещана уже
другому.
Вернула взгляд на дорогу к дому и поплелась тихонько.
– Олька! Где шастаешь, дереза! – Маменька встретила дочь у дома.
Вообще-то Викторина женщина добрейшей души, и чаду своему она
плохого не посоветует. Да-да! С Павлом дочь сосватать – её заветная
мечта. Сын старинных друзей, как никак.
– Сами меня из дому с батюшкой отправили.
Вошла Оля в первую избу*, хотела было снять шубу, да в дверях и
оцепенела. Кошмар ее – Павел, сидит с отцом её и горилку распивает,
да мясцом заедает, вытирая рот рукавом рубахи своей не первой
свежести, и, не стесняясь, отрыгивает. Мерзкий свин. И за такого-то
замуж?
– Олька, что встала? Поди, поздоровайся с суженым. Такой путь
проделал, неблизкий отнюдь. – Николай наполнял стопки, негоже
перерыв делать, когда дела важные решаются.
– Присядь-ка рядом, милая.
– Но-но! Присядет, когда под кров твой уйдёт, а пока, чтоб меж
вами не менее три шага было расстояния.
– Так об этом и приехал говорить. Отдай мне дочь свою уже
сегодня.
– Оговорено-же! Пасхаль пройдёт и справим свадьбу. К чему
спешить, чтоб люди дурно думали?
– А повод?
– А повод… Все нормальные люди играют свадьбу летом, а те, кто
забрюхатил вне брака – уж когда придётся. Негоже, чтоб и про нашу
семью так думали.
Стоит Олюшка не жива и не мертва, боится, что отец решение свое
изменит и на поводу этого невежи пойдёт.
– Поди, Олька, баню истопи, гость с дороги, сегодня пусть
заночует.
Скрылась девушка за соседней дверью, надеясь, что Паша
провалится, к чёртовой матери, под землю за их столом. Это-ж надо!
Что придумал… забрать с собой уже сейчас.
– Это жена моя с твоей мамкой дружит, а я тут лицо не
заинтересованное, могу и в морду, если что не так. Так что не
обессудь, Пашка, и в решения мои не лезь, сопат еще.
– Да понял я, бать. Только вот, как ты помнишь, в этот год Тягой
Дракон за новой жертвой прилетит. Поговаривают, что в ваш край... И
кто знает, кого захочет эта тварь. Не хотел бы я лишиться
возможности быть мужем такой доброй девицы как твоя Ольга, потому и
приехал так скоро.
