Часть 1.
Шёпот
Наверное, самое страшное — потерять то, из чего ты
состоишь.
Сергей Бодров (младший)
Сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы
храним в себе.
Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту»
Глава 1.
Гроза
Мерные взмахи катушки
металлоискателя убаюкивали. Сказывались и усталость, накопленная с
раннего утра, и августовская духота, смешанная с пряным запахом
свежеубранной пшеницы. Даже приятная тяжесть в кармане
камуфлированных штанов, почти доверху набитом имперскими монетами,
успокаивала. Значит, не зря ехали добрых полтораста километров от
родного дома, не зря растирали мозоли от безмерного хождения по
свежей пахоте. Вот оно — вознаграждение! Тихо позвякивает при
каждом шаге.
Я посмотрел на часы. Без четверти
пять… Самое время подумать о возвращении к машине, чтобы успеть
выехать на трассу до наступления сумерек, а Лёху, как всегда, не
видать. Снова побрёл в кусты-овраги. Любит он это дело.
От раскалённой земли поднимался
горячий воздух, искажая линию горизонта. Сильно щурясь от низкого
вечернего солнца, с трудом разглядел до боли родной силуэт. Маша
шла по полевой дороге, возвращаясь с прогулки на реку. Рядом с ней,
припадая носом к земле и размахивая хвостом-маятником, семенил
Филька — наш общий любимец и просто хороший друг — ирландский
сеттер, которого два года назад жена с дочерью уговорили
купить.
Уговорили... Как же! Мягко сказано!
Три дня убеждений и шуточных угроз со стороны супруги плавно
переросли в неделю всяческих угождений и изысканных блюд на ужин.
Юлька же, кроме как «папочка мой любимый» и «самый лучший папуля в
мире», никак иначе ко мне в эти дни не обращалась. Мало того,
каждый вечер перед сном, просила рассказать ей сказку о несчастной
маленькой собачке, у которой нет хозяина и которую, по этой самой
причине, все бессовестно обижают, гнобят и морят голодом. А
окончательно добил загнанного в угол папу, коряво
нарисованный детской рукой щенок, татуированный на косматом пузе
надписью «папин друг». Следующим же утром папа Коля, в тандеме с
мамой Машей, ползал по всей квартире с половой тряпкой в руках,
приговаривая, что с папами так не поступают, а счастливая Юлька,
хохоча и повизгивая, носилась с новым другом из комнаты в комнату,
переворачивая всё вверх дном. Так наша семья стала квартетом.
— Ну что, кладоискатель? Где золотой
браслетик, который я заказывала? — Маша лукаво улыбнулась, легла на
мягкую сухую траву, прикрыла глаза и подставила лицо тёплым лучам
заходящего солнца. Светлые волосы блестели, переливаясь всеми
оттенками золотистого. Она потянулась и томно выдохнула: — Ох, и
духота. Парит, что ли? Бедный… Как ты в этом камуфляже целый день
выдерживаешь?
— Нормально. Зато мухи не
кусают.
— Ну, что там? Показывай! — Маша
встрепенулась и с интересом уставилась на меня своими огромными
зелёными глазищами, от которых я вот уже десять лет хожу, будто под
гипнозом.
— Да так, мелочёвка всякая. Монеток
надёргал… Как прогулка? Купались?
— Конечно! Фила из воды вытащить не
могла. Но когда из-за леса гром ударил, он пулей на берег вылетел и
— к тебе. Я его уже возле поля только и смогла догнать. А Лёшка
где? Как всегда? — Маша с улыбкой оглянулась по сторонам в поисках
Юлькиного крёстного, который вечно забредал со своим
металлоискателем в самые глубокие овраги и самые дремучие леса.
Даже несмотря на то, что согласно старинным картам, искать нужно
было на поле, неугомонного землекопа вечно несло совсем в другую
сторону. Желательно в труднодоступную. Но, что самое невероятное,
этот вездеход никогда без находок не возвращался. Хоть одну, хоть
самую захудалую монетку или пуговку, но добывал.
Я взглянул на небо и только сейчас
заметил, что из-за лесополосы быстро надвигается свинцово-серая
туча, так напугавшая Фила на пляже. Периодически вспыхивая
молниями, она нависала над спелыми полями тяжёлой громадиной,
застилала всё пространство до самого горизонта. Воздух вокруг нас
остановился. Он стал густым и неповоротливым, как манная каша. Даже
птичьи голоса в нём разносились как-то по-особенному. Они тонули в
этой густоте, вязли, терялись.
