Удар. Ещё удар. Ещё один удар.
– Не отбей ей органы, – хриплый прокуренный голос моей заботливой одноклассницы звучит для меня божественной мелодией.
Значит, так сильно бить не будут.
Хотя как – «так»? Я не вижу разницы между «сильно» и «не очень сильно». Когда тебя пинают с двух сторон – об этом как-то не задумываешься.
– Что, ещё не ревёт? – тот же самый голос раздался прямо над моей головой, а потом меня схватили за волосы и заставили поднять голову. – Чё, такая гордая, типа? Или мы тут зря стараемся?
– Жаль, что по лицу нельзя, – опечалилась вторая моя одноклассница. – А то доставили бы… подарочек!
Обе девицы дружно заржали, а остальная толпа в лице почти всей моей параллели поддержала их громким хохотом.
– Чё, хочешь, раскрасим твоё личико? – продолжая радоваться своему остроумию, вопросила первая.
Нет. Не хочу. Я хочу вас убить.
Встать, оторвать ваши грёбаные руки, поломать ваши грёбаные ноги и вбить ваши тупые головы глубоко в землю.
Но я лежу на асфальте за своей школой… и молчу.
– Э, там биологичка идёт! – крикнул кто-то из толпы наблюдателей. – Какого хрена вы так громко ржали?!
– Да сам-то ржал как конь! – возмущённо посыпалось со всех сторон.
– Ты чё ляпнула, э?
– Да пошёл ты!
– Всё, расходимся!
– До завтра, Никто! – весело крикнул очередной мой одноклассник.
Его мгновенно поддержали остальные, начиная быстро расходиться в разные стороны, а я лежала и улыбалась.
– Ты чё лыбишься, тварь? – Одноклассница, имя которой я зареклась называть даже в своих мыслях, присела на корточки прямо перед моим лицом. – Дай нам неделю-две, и мы найдём управу на учителей. И тогда тебя, мразь поганая, никто не защитит.
Я ничего ей не ответила. Просто лежала и улыбалась.
– Да ты реально смертница! – Она резко встала и замахнулась ногой в тяжелом ботинке, метя мне в голову, но подруга её остановила:
– Ты чё, дура? Пошли быстрей, пока биологичка не припёрлась.
Обе подруги быстро подняли свои сумки с земли и побежали за гаражи, дружно посмеиваясь и напевая какую-то весёлую песню.
Я же поднялась на ноги, стараясь игнорировать боль в боках и в животе, и поплелась в сторону своего дома.
– Яра! – раздался у меня за спиной голос биологички, но я не обернулась и не остановилась. – Яра, да постой же! Кто это был? Машкова? Или Сорокина?.. Яра, скажи мне, кто тебя обидел!
Обидел. Слово-то какое смешное.
– Это он, да? Он это сделал?
Напоминание о нём заставило меня вздрогнуть и ускорить шаг.
– Это он, Яра? – кричала мне вслед моя бывшая классная. – Просто скажи мне, я всё сделаю!
Что ты сделаешь? Я даже рассмеялась. Никто против него ничего не сможет сделать. И нет, это не он. Но это из-за него. По его бессловесному приказу. Или немому одобрению. В этой школе всё происходит только по его приказу, так что тешить себя мыслью, что кто-то что-то сможет сделать, – глупо и бессмысленно.
Но я не сказала этого вслух. Просто закинула на плечо портфель и ускорила шаг, выходя из ворот средней образовательной школы номер 51.
Наверное, раньше я не задумываясь разревелась бы у неё на груди, вывалив на бывшую классную всю горечь, накопившуюся внутри, рассказав обо всём: о том, как бьют, как унижают, как достают меня сообщениями, как угрожают жизни моих родителей.
Но сейчас…
Должно быть, что-то сломалось внутри меня. Я уже не ощущала себя человеком, которому нужна помощь. Я даже не ощущала себя животным, которому нужна защита. Я ощущала себя бездумной куклой, цель существования которой сводится к одному знаменателю – ждать. И готовиться.
Ждать. И готовиться.
