ООЛИ
Хроники повседневности
Книга первая
ПЕРЕВОЗЧИК
Предисловие
Неспешное странствие в поисках смысла и красоты. Радость открытия подлинного себя. Постижение своего призвания и пути. Поиск собственного ответа на вечные вопросы. Соприкосновение с миром. Погружение в глубину ощущений, переживаний и впечатлений. Понимание верного способа жить, в существующих обстоятельствах и условиях. Постепенное овладение равновесием внутреннего и внешнего. Жажда цельности, поиск созвучия и согласия между чувством и разумом. Жизнь, как беседа с судьбой.
Философский роман-лабиринт, уводящий тропинками размышлений, воспоминаний, отголосков былого, переплетенных с событиями и настроениями настоящего. Уводящий читателя вглубь, чтобы вновь возвратить к исходной точке, оставляя на память опыт странствий и размышлений.
Книга, рожденная в слиянии фэнтези и магического реализма. Книга, написанная для тех, кому подоплека событий представляется более значимой, нежели, собственно, происшествия. Для тех, кто идет по жизни своим путем – или только мечтает его обрести. Повествование метафизическое, слой за слоем приоткрывающее смыслы, порою весьма неожиданные. Чтение, увлекающее в путешествие, прежде всего, по неизведанным пространствам мира внутреннего – в котором и происходит большая часть приключений героя, глубине и объемности восприятия отдающего предпочтение перед скоропалительным действием, а влияние на судьбу прочтенных вовремя книг полагающего не менее значимым, чем воздействие жизненных обстоятельств.
Книга, возможно, окажется созвучной тому, кто уже не способен забыть «Приключений Робинзона Крузо», тревог и опасностей «Острова сокровищ», мрачноватого очарования «Имени Розы», горького понимания, что – и в самом деле – «Трудно быть богом». Читатель услышит здесь смутные отзвуки «Степного волка», уловит намеки «Игры в бисер». Обнаружит себя потерявшимся в лабиринте, перекликающемся с вымыслами и хитросплетениями Борхесовых рассказов. Временами окажется погружен в тягучую, плотную пестроту бытия, напоминающую «Сто лет одиночества». Многочисленные подробности и отсылки воскресят перед мысленным взором страницы «Хазарского словаря». Неспешность повествования, подобная ходу большого судна в бескрайнем море, окажется в чем-то сходной с поэтикой Бродского, а внимание к ускользающей красоте повседневности, как и тяга к раскрытию полноты человеческой жизни, напомнят о «Старике и море», о «Празднике, который всегда с тобой». Смыслы – странные и высокие, вплетенные в ткань обыденности, неразрывно с ней связанные, но решительно ей внеположные – прозвучат отголосками «Желтой стрелы», «Чапаева и Пустоты». Тяга героя к поискам истины, страстное побуждение следовать в жизни собственному пути, не взирая ни на людское мнение, ни на житейские затруднения, приведут на память «Алхимика», «Чайку Джонатана Ливингстона». Магия, которая в мире Ооли – как и всяком ином – ведома только немногочисленным посвященным, опирается на представления, в чем-то схожие с «Учением дона Хуана», а размышления и внезапные озарения, придающие книге своеобразие и значение, покоятся на основании вечной мудрости – в том мире, где посчастливилось воплотиться автору и большинству вероятных его читателей, в предельной своей глубине проявленной как веданта, дао, дзен.
Герой – не лишенный собственного надлома, неизбывной в своих отношениях с миром сложности, даже и затаенной горечи – не вынашивает, однако, коварных замыслов порабощения или уничтожения мира. Не мыслит себя и спасителем, призванным нести свет заблудшим; не претендует на обладание истиной, ответом на все вопросы. Окружающий мир ему представляется, в основном, чужеродным, погрязшим в мелких страстишках, приземленным, вед
