Почему евразийство нуждается в оправдании?
В нынешней ситуации мы имеем дело с зарождающейся идеологией, особой формой мировоззрения, которая может послужить для значительной части населения России способом определить свою национальную идентичность на новом историческом этапе развития.
Понятийно определяя евразийство, заметим, что это – система взглядов на часть территорий Европы и Азии, объединенных исторически, что подразумевает их сбалансированное развитие. Эта система взглядов зародилась в трудах ряда историков XX столетия (от Георгия Флоровского до Льва Гумилева), но не стала частью академической базы и уж тем более не вошла в советскую классическую историографию. Поэтому мы рассматриваем евразийство как зарождающуюся идеологию, а не течение в исторической науке.
Необходимо сразу отметить, что первым идею евразийской интеграции высказал президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев, однако у этого суверенного государства не хватило возможностей для её практической реализации[1]. В дальнейшем, после усиления международных позиций России, эта реализация стала возможной и «знамя евразийства», так сказать, подхватил российский президент Владимир Путин.
Актуальность новой формы интеграции на постсоветском пространстве очевидна для участников процесса. После распада СССР, совершенного насильственно и вопреки мнению населения страны, была разделена и его экономическая инфраструктура, что привело к общему упадку хозяйств республик бывшего Союза и разрыву производственных цепей. Дальнейшие действия западных стран лишь усугубляли ситуацию в России и вокруг нее (образование «Восточного партнерства» и т. п.). Именно поэтому, с целью самосохранения, и был начат обратный процесс экономической интеграции в виде Таможенного союза, повышения уровня национальной безопасности стран в виде ОДКБ. Политическая интеграция, по понятным причинам, оказалась затруднена: руководство республик бывшего СССР с заметным беспокойством наблюдало за ростом влияния России на постсоветском пространстве, опасаясь полной или частичной потери суверенности.
Однако гарантии от России, которые получили и получают руководители республик, не позволяют им оформить свои опасения в реальные политические претензии.
Западное сообщество в лице Хиллари Клинтон, на момент заявления бывшей главой Госдепа США, и Ангелы Меркель, канцлерин Германии, крайне нервно отреагировало на попытки организации интеграционных процессов на территории бывшего СССР в виде Таможенного союза и иных процессов в рамках «евразийского проекта». Это, впрочем, была лишняя аргументация «за» для его инициаторов. Интеграционные процессы, как известно, идут быстрее под внешним давлением.
В результате G8 превратилось в G7 (Россия была исключена из формата т. н. «большой восьмерки»), но оказалась фактически «страной с развязанными руками» для формирования своего собственного регионального центра влияния. Помимо этого, вопреки распространившемуся мнению, что Россия оказалась, так сказать, «наказана», очевидным стало другое: страны G7 ограничили свое влияние на экономические и политические процессы на евразийском пространстве, стимулировав развитие другого формата – G20[2].
Попытки исключить Россию и из этого формата обнаружили существование устойчивого противодействия инициативам США и их партнеров по G7. По сути, США, пытаясь снизить влияние России, создали себе проблему сами. В качестве самозащиты страны начали формировать свои собственные финансовые транснациональные институты в противовес МВФ и Всемирному банку и дублировать функционал ослабевших в результате действий США международных институтов ООН.
