* * *
Двенадцатое января началось для Максима со звонка будильника. За те две недели пока колледж, где он работал преподавателем, находился на каникулах, Максим успел отвыкнуть от ранних подъемов. Теперь трель звонка раздавалась как набат, в который стучит обезумевший монах.
Нехотя Максим разлепил глаза. Комната утопала в темноте. Рядом жена пробормотала что-то сквозь сон. У нее сегодня также первый рабочий день, но ей на это явно плевать. В таких ситуациях вся ответственность по подъёму супруги ложилась на Максима, иначе потом обязательно получал скандал с криком: «Я, по-твоему, на работе в игрушки играю?! Мы вообще-то в одном колледже преподаем! Забыл?! И я там деньги зарабатываю! А ты даже не удосужился разбудить меня!».
Будильник звонил. Скучная однообразная мелодия дешевого китайского звонка может мертвого поднять, не говоря о том, что живой сам встанет, чтобы быстрее заткнуть ненавистное треньканье.
Максим скинул одеяло. Медленно поднялся. Он помнил, как вскакивал с постели в восемнадцать, теперь, в тридцать пять, подъем давался тяжелее. Будильник стоял на туалетном столике супруги, куда он поставил его с вечера. Дальше от «сонной» руки – больше шансов проснуться вовремя.
Выключив звонок, Максим невольно глянул на себя в зеркало. Русые волосы привычно растрепаны, на вытянутом лице спрятались сонные глаза.
– Вставай, любимая! – вяло пробормотал он.
Лена, ожидаемо, не отреагировала. Тогда он принялся ее будить. Вначале попытался просто растолкать. Бесполезно. Следующим шагом стало отбирание одеяла. Не помогло. Пришлось супругу за ногу стаскивать с кровати.
Когда Лена оказалась на полу, то проснулась окончательно. Светлые волосы за ночь растрепались. На худом лице отчетливо проступило раздражение. Впрочем, она всегда сохраняла суровый вид, да и одевалась всегда строго – не просто так слыла самым требовательным преподавателем колледжа, где они вместе работали.
Одевшись и позавтракав, Максим стоял на пороге и обувался. Рядом хлопотала супруга, добавляя последние штрихи к его новому костюму.
– Будь осторожен! – сказала Лена, когда он обулся.
– Обязательно, дорогая! – весело ответил Максим, и, поцеловав жену, вышел на лестничную клетку.
Кнопка вызова лифта отказалась загораться. Пришлось спускаться пешком с восьмого.
Погода на улице стояла отличная. Как в стихотворении:
«Мороз и солнце – день чудесный…»
Перед выходом Максим посмотрел на термометр за окном – минус двадцать по Цельсию – но на улице, из-за отсутствия ветра, совершенно не холодно.
Прикурив, Максим порадовался новому дню и великолепной погоде.
– День начинается отлично! – вполголоса произнес он и двинулся в путь.
На крыльцо вели три запорошенные снегом ступеньки. Когда Максим становился на последнюю, то понял – надо идти аккуратней.
Слишком поздно.
Правая нога ушла вперед, пытаясь стать на землю, а левая соскользнула. Взмахнув руками, Максим упал спиной на лестницу. Голова по инерции откинулась назад и со всего размаху ударилась о бетон. У Максима из глаз посыпались искры…
* * *
Очень далеко виднелся свет.
Не свет в его привычном понимании, а что-то живое, само по себе являющееся светом. Оно удалялось. Максим побежал. Его скорости явно не хватало, но место, где находился, заставляло бежать. Не важно куда – главное бежать. Вокруг было все и одновременно ничего. Чьи-то лица, мелькавшие со скоростью, не позволявшей разобрать, кому они принадлежат. Голоса, много голосов, говорившее вместе и делающие непонятными слова. Города, страны, образы – картинки мелькали с катастрофической скоростью. И все окружала тьма. Казалось, в этом царстве сумрака не может быть ничего живого. Ни один луч света не пробьёт его. Максима охватило кататоническое отчаяние. Он не успевал, цель уходила, не давая никаких шансов догнать ее. Но он бежал потому, что ничего другого ему не оставалось. Казалось, вечность запустила его в свое лоно. Он не знал, сколько уже здесь находится и сколько предстоит пробыть. Свет все удалялся и удалялся. Уже невозможно стало разобрать, живой он или нет. Теперь это была просто точка посреди тьмы. Максим побежал изо всех сил. Через время понял: все попытки напрасны. Не стало точки, остался один сумрак, который начал сгущаться все сильней. Максим не мог представить себе подобной черноты. В сущности, вокруг него не чернота. С уходом света стала надвигаться пустота. Пропали лица, голоса, города и страны. Что-то огромное подбиралось к Максиму, намереваясь забрать и поглотить, разжевывая кости, как промышленная мясорубка мясо. Оно не издавало ни звука, и от этого казалось еще страшнее. Максим не знал, что делать – вокруг четырехмерная пустота и гробовая тишина, от которой заложило уши. Ко всему этому, он кожей ощущал присутствие кого-то плохого. Того, кто ждет. Играет с ним, как кошка с мышью. Казалось, это предел, черта, за которой ничего нет.