У Эммы было два мужа.
Она любила одного из них. С другим ее связывали сложные
отношения — обида, недопонимание, предательство. Этот брак Эмме
навязали. Все в ней противилось несвободе, но вместе с тем, когда
их губы соприкоснулись официально заканчивая церемонию, в груди
разлилось странное облегчение. Словно глухая тоска по чему-то
недостающему наконец успокоилась.
На данный момент Эмма сидела у кровати именно нежеланного мужа,
держала в ладонях холодную руку с израненными пальцами и
всматривалась в некогда красивое лицо. На лбу пауком расползлась
кустарная татуировка, неровно выбритый череп перекрещивали рубцы от
бритвы. Под глазами залегли тени, щеки впали, свидетельствуя о
длительном голоде, кожа приобрела желтоватый цвет старой бумаги и
тем явственней проступали голубоватые вены на висках. И все же,
Адам, все равно казался Эмме божественно прекрасным. Длинные
ресницы крыльями бабочки трепетали на щеках, коралловые губы чуть
приоткрылись, пропуская частое дыхание заклинателя.
Он потерял сознание у ворот. Эрик на руках отнес его в купальню,
где заклинатель пришел в себя. Эмма помогла отодрать прилипшее к
ранам нижнее белье и обработать самые глубокие следы от плети. Эмма
не могла не вспомнить самый первый день их встречи, тогда она сама
омывалась нагой под внимательным взглядом заклинателя.
Теперь Адам отдыхал в устроенной для молодоженов спальне. Его
другую руку держал четвертый брат, Бастинар. С закрытыми глазами,
он опустил три пальца на запястье, пытаясь прощупать пульс. Первый
брат, Дагеран, поддерживал Бастинара за плечи, словно боялся, что
четвертый в любой момент упадет в обморок. Его трость покоилась в
стороне.
— Этот брат не разбирается в медицине, — наконец с досадой
сказал Бастинар, пряча хрупкое запястье Адама под одеялом. — Мне
знаком только собственный пульс, свидетельствующий о скорой смерти.
У мужа сестренки состояние намного хуже моего.
Эмма прикусила губу, стараясь сдержать слезы. На плече сжалась
ладонь Эрика, любимого мужа, даря поддержку.
— Позовем врача, — пробасил Дагеран.
Как лидер их маленькой семьи он привык выносить окончательные
решения.
— Нет, — прошелестел еле слышимый голос заклинателя. Адам
приоткрыл глаза и посмотрел на Эмму. — Это ловушка.
Бастинар, соглашаясь, кивнул и, пошатываясь, встал на ноги.
— Сестренка, твое появление в столице не могло не привлечь
внимания императрицы. Они желают прибрать тебя к рукам. Уверен, что
за сестренкой пристально наблюдают.
— И что с того? Городской страже не нужно искать причину, чтобы
ворваться к горцам домой и устроить разгром, — парировала Эмма.
Она никогда не забудет унижения братьев в ту памятную ночь.
— Теперь мы под защитой Лунны, — пророкотал Дагеран. — Пока
сестренка не совершит ошибку, никто не имеет права зайти в ее
поместье.
— Позвать лекаря — ошибка? — удивилась Эмма и обвела глазами
комнату.
Третий брат, Урман, сидел в уголке, стараясь не попадаться Эмме
на глаза, понурив голову. Напомаженные белокурые локоны рассыпались
по плечам. Алые одежды, золотые украшения выделяли его на фоне
остальных. Заметно, что Урман тщательно готовился к сегодняшнему
дню, но жаркое желание стать третьим мужем сменилось внезапной
робостью. Эмма прекрасно осознавала, что стало причиной резкой
перемены.
Бастинар хмыкнул.
— К сожалению, заклинатель прав. Если сестренка позовет лекаря
для осмотра нового мужа, это означает, что она недовольна даром
императрицы. Это измена.
— Не нужно утруждать госпожу, — Адам повернул к Эмме изможденное
лицо. — Этого слугу отравили черной пылью. Я не доживу до
рассвета.
— Ай-йа, — скривился Дагеран. — Черная пыль? Императрица
жестока, за что она с тобой так?
— От черной пыли нет противоядия, — с сожалением покачал головой
Бастинар. — И смерть мучительна. Что за преступление совершил
заклинатель?
