Ошибка Пустыни

Лала поворошила палкой робкий, неумело разведенный костер. Он давал много едкого дыма, будто стремился оправдать свою бесполезность. Черный мокрый лес глотал этот дым и чавкал, скрипел, шипел. Лала никогда прежде не уходила из замка так далеко, но она не боялась лесной тьмы. Она вообще ничего не боялась в жизни, кроме змей и капитана Ростера. А теперь Ростера нет. Его плащ, в котором он вечно путался, едва доставал ей до колен. Ужасно неудобно, но за своими вещами она не успела зайти. Бежать нужно было немедленно, пока слуги не нашли труп. Она прикрыла глаза, даже не пытаясь прогнать воспоминания. Это бесполезно. Нужно просто переждать.

Еще утром жизнь ее была проста и предсказуема: работа на скотном дворе до заката, скупой ужин и цветные сны, которые никогда не запоминаются. Так проходили все дни, сколько она себя помнила. Пока была жива травница Асма, Лале удавалось иногда помогать той со сбором растений, читать книги и слушать невероятные истории про давние времена. Но Асма умерла, и Лала, чужая, бесправная и не похожая ни на кого рабыня, лишилась единственного покровителя в замке. Девочку дразнили дети и шпыняли взрослые, она сильно сутулилась, потому что была намного выше сверстников, и всегда смотрела в пол, потому что «такие жуткие глаза бывают только у дикой рыси». Кто-то предположил, что она ведьма, но Лала была такой молчаливой, покладистой и работящей, что историю с ведьмовством забыли. Разве что иногда кухонные девки обливали помоями, да глупые грязные малыши с визгом бегали от нее по скотному двору.

А потом в замке появился капитан Ростер, брат хозяина. Капитан приметил худющую девчонку-подростка вечером в конюшне, где почти не было света и совсем не было людей. Капитан был пьян, а Лала тогда не знала, что делают мужчины, оставшись наедине с женщинами. Он развернул ее лицом к стене и приказал молчать, хотя сам громко хрипел. Было больно, страшно и непонятно. Тогда, в конюшне, Лала и представить не могла, что ей слушать эти булькающие хрипы не раз и не два.

Знакомство с одноглазым пиратом – а Ростер был именно пиратом, что бы он про себя ни говорил, – изменило ее жизнь. Наведывался в замок он редко, много пил и сутками закрывался в комнате с Лалой, творя непотребства. Но у этого насилия была своя мрачная польза: Лалу не трогал ни один мужчина в замке, где высоких нравов отродясь не знали. А еще ее не секли за провинности – Ростер сказал, прирежет любого, кто испортит кожу его девки. Он так и звал ее: Моя Девка, и привозил вкусные подарки. Лала боялась его – все слуги боялись. Даже сам хозяин не говорил ему ни слова поперек.

Татуировку ее Ростер заметил не сразу. Тонкая коричневая змейка слабо выделялась на смуглой ягодице. Лала не смогла ему ответить, откуда это. Она не помнила раннего детства, не помнила, как и когда очутилась в замке с такими непохожими на нее людьми. Старая Асма не могла ей помочь – только и сказала, что малышку привезли из Этолы, где купили у чынгырских матросов вместе со всякими заморскими диковинками. Никто в замке прежде не видел и даже не слышал о таких, как Лала. И она, как ни искала, как ни спрашивала, тоже не находила следов своего народа.

До сегодняшней ночи.

Ростер откинулся на подушках и потребовал вина. Лала пошла к столу, чувствуя голой спиной его взгляд, липкий и похотливый. Низкий голос словно полз по ее коже:

– А знаешь, рыжая, ты не одна такая уродина во всем свете. Да-да! Видел я недавно еще одного. На западе, в Этоле. Он еще выше тебя. Был. – Ростер хохотнул и сделал глоток. – Похож, как брат единоутробный. Мы с парнями хорошо уже выпили. Я и спросил, нет ли такой же змеи у него, пониже спины. Он сразу за кинжал схватился. Дурак. Нас-то семеро. Ну и порезали его. Правда, он с собой двоих моих матросов прихватил и Дукера покалечил, скотина. А когда околел, задрал я ему балахон – и точно! Такая же змея, как у тебя на заднице. Вот ведь как бывает.