Занимаясь любовью, она не могла сосредоточиться. Неважно, насколько нежно или страстно ласкал ее Кен, мысли все равно были далеко отсюда. Это был вечер вторника, начало шестого. Чтобы провести время вместе, Коринн и Кен отказались от встреч и дружеских обедов и от всего, что могло бы помешать им побыть вдвоем, и обычно Коринн расслаблялась, занимаясь любовью со своим женихом. Однако сегодня ей хотелось поскорее перейти к интимной постельной беседе после секса. Ей нужно было так много сказать.
Кен со вздохом сполз с нее, и в вечернем свете девушка увидела, что он улыбается, положив руку ей на живот. Это что-то значит? Улыбаться, положив руку ей на живот? Коринн надеялась, что да, но не смела спросить его. Не сейчас. Кен любил смаковать удовольствие – медленно расплетать руки и ноги и постепенно возвращаться к реальности – значит, нужно быть терпеливой. Она запустила пальцы в его густые светло-пепельные волосы, выжидая, пока он отдышится. Их малыш будет красивым, в этом не приходится сомневаться.
– М-м-м, – заурчал Кен, когда Коринн уткнулась носом в его плечо. Сквозь шторы в комнату проникали тонкие лучи света, оставлявшие светящиеся полосы на его ногах. – Я люблю тебя, Кор.
– Я тоже тебя люблю. – Она обняла его, пытаясь почувствовать, готов ли Кен выслушать ее. – Сегодня я сделала одну удивительную штуку, – начала девушка. – На самом деле две удивительные штуки.
– Что же ты сделала? – Коринн показалось, что Кен заинтересовался, хотя и не совсем пришел в сознание.
– Сначала я поехала на работу по скоростной дороге номер 540, – начала свой рассказ Коринн.
Мужчина оторвал голову от подушки и посмотрел на нее так, словно спрашивал: «Ты действительно это сделала?»
– Угу, – ответила девушка на немой вопрос.
– Ну и как?
– Великолепно. – У нее все время были потные ладони, но она справилась. Последние пять лет Коринн преподавала в четвертом классе школы, находившейся на расстоянии восьми миль[1] от ее дома, и ни разу ей не хватило смелости поехать по скоростному шоссе, чтобы добраться до работы. Она держалась узких проселочных дорог, колеся по соседским владениям и уклоняясь от машин, если те выезжали задним ходом из подъездных аллей. – Путь до работы занял у меня всего десять минут, – с улыбкой сказала она. – Обычно я тратила на него сорок минут.
– Я горжусь тобой, – проговорил Кен. – Я понимаю, как тебе, наверное, было тяжело.
– А потом я сделала еще одну удивительную вещь, – продолжала Коринн.
– Я не забыл. Ты сказала, две вещи. Что же еще удивительного ты совершила сегодня?
– Я поехала на экскурсию в музей с моим классом, вместо того чтобы остаться в школе, как планировала.
– Теперь ты пугаешь меня, – поддразнил ее Кен. – Ты попробовала какой-нибудь новый наркотик или что-то в этом роде?
– Я – молодец, разве не так? – спросила Коринн.
– Ты – решительно самая замечательная женщина, которую я знаю. – Он наклонился и поцеловал ее. – Ты моя храбрая, красивая, рыжеволосая девочка.
Коринн отправилась в музей так, словно ходила туда каждый божий день, и могла бы поспорить, что никто не знал, как бьется ее сердце и перехватывает дыхание из-за комка в горле. Она тщательно скрывала свою фобию. Коринн никогда бы не допустила, чтобы об этом узнал кто-нибудь из родителей ее учеников или, что еще хуже, ее коллеги.
– Может быть, ты пытаешься брать на себя слишком много и слишком торопишься? – спросил Кен.
Девушка покачала головой.
– У меня светлая полоса, – сказала она. – Завтра я собираюсь войти в лифт в офисе врача. Просто войти внутрь, – поспешно добавила Коринн. – Потом я пойду по лестнице, но если хотя бы войду туда, это будет, так сказать, первый шаг. Потом, может быть на следующей неделе, я поднимусь на один этаж. – Она содрогнулась при мысли о закрывающихся у нее за спиной дверях лифта, блокирующих ее в кабине размером не больше гроба.
