Отложи эту книгу, не читай, пусть остается не разрезанной. Герои ожили однажды и давно рядом с тобой… Сейчас вспыхнут свечи, но слуг не видно. Они вымерли однажды. Ангел-хранитель не растопит грусть. Чистый лист, перо. И только? Иллюзии уходят в бесконечность. Знакомьтесь: «Ея величество Надежда, великая княгиня Разлука, герцогиня Трагедия, леди Неизбежность (поклон небрежного величия), леди Неизвестность (благосклонный поклон), леди Забвение, невзрачная подруга Жизни – Смерть, искушенная в проделках леди Лживость, профессор кафедры событий господин Случай и прочие, известные своими забавами».
Дамы привыкли к восхищению и не замечают пристального внимания, витают спокойно, безразлично передразнивая Управителя.
– Ах, оставьте эту книгу. Вы ее уже прожили однажды… в этой, проклятой Богом, стране.
Релейные стекла наливаются румянцем по расписанию: «Закат-сумерки – свинцовый занавес №7». Хранитель проводит ладонью по лицу, повертев лист, убедив недоверчивых в том, что оборотная сторона чиста, возвращает под застывшее перо автора – этажом выше. Сейчас вдумчивый взгляд не заметит разницы, углубившись в сюжет, остроту ощущений. Немое сожаление о консервации Арбата – сердца некогда огромного города. Есть мнения, что улица называлась иначе, но точные сведения, увы, никому не нужны.
Первый этаж привлекает внимание уютным свечением готических окон, над крыльцом бронзовый амур целится в желающего войти в особняк, построенный буквой «П», ножки которой намертво спутаны чугунной литой оградой. Гости привычно пользуются парадным подъездом, сразу попадая к Хранителю, где позволено проводить любые затеи. Он безгранично терпелив и лишь иногда пользуется услугами Факира-управителя, лелеющего фантазии домочадцев.
Нижние апартаменты служат приемной, гостиной. Под росписью Адама и Евы у древа познания начинается черного дерева резной стол, уставленный оригинальными штучками, которые приятно повертеть в руках, выбирая слова, затем, качнув золотыми кудрями, поставить без сожаления на место в беседах на неиссякаемые темы. Три низко опущенные люстры позвякивают хрустальными подвесками в такт чьим-то мыслям, порхающим от редко расставленных кресел к роялю, камину. Из обширной залы лишь средние двери ведут в тронную, белую с золотым, с ажурной паутиной балюстрады для оркестра. Колоннада заканчивается у мраморных ступеней, ведущих на второй этаж. Здесь нет книг, ибо Хранитель читает, не поднимаясь во всемирную библиотеку. Общедоступный читальный зал довольно тесен. Узкие боковые лестницы без освещения. Некоторые гости имеют доступ через правое, а другие только через левое крыло здания, по усмотрению Управителя. Даже приближенные и болтливая свита затрудняются указать квартиру неизвестного автора.
Сумерки переключились, фонари наливаются «лунным» светом для прогулок известных сущностей, полюбивших эту улочку. Главенствующий цвет стал пурпурно раскатен, голоса играют, вспыхивая долгожданным светом. Слезы молитвы во сне, едва забрезжившем, ощутимы маятником, движение которого стремится описать круг, предвосхищая тайную жизнь души. Сияние багрово-бархатного вырывается в безграничность черного, мерцающего в калейдоскопе воображения, собирающего обрывки мыслей.
Ясновидящий палач своей души расставляет точки, что-то припоминая. Гордыня, отчаяние – все смертные грехи, терпение и не воплощенные замыслы отступили, унося бессмысленное распыление сил (вечные поиски темы, пера, издателя, денег). Не одна вечность прошла с тех пор. Записанное слово, промелькнувшее случайно, всегда обретает очертания реальности. И будет обретать. Разгадка: мыслеформы сбываются как вещие сны. Рисунки, желтые рукописи, чистые листы и пергаментные свитки, перья, чернильницы всевозможных времен и прочий хлам, весьма необходимый писателю, заполоняют длинный стол, вытянувшийся вдоль десяти окон с видом на улицу. Высокие мягкие стулья и череда кресел ближе к камину не могут изгнать пустоту комнаты, украшенной диванным каре под книжными стенами. Оригинальное решение отделяет кабинет от прилегающих комнат, в любую из них можно попасть, лишь тронув стеллаж личной библиотеки. Удобно. Практично. Можно, конечно, запутавшись в хитоне, стукнуться лбом или коленкой о толстые корешки фолиантов, открывая дверь костюмерной, и ясно увидеть невезучие складки. А затем прогуливаться по галерее, левой или правой, высматривая в венецианских зеркалах былое и небывшее, иногда выбираясь на террасу внутреннего дворика с живой травой и кустами, слушать звуки несуществующих птиц или кошачьи концерты. Растянувшись на бархатном диване приятно погружаться в иные миры, читая Набокова или Плутарха. Заблудившись в Сахаре, приятно вспомнить о ледяном бокале, забытом в баре, или розоватом, как падающий с регулируемой скоростью снег многоразового использования, мороженом. Как ни странно, но творческие натуры могут и должны есть-пить – как и все живое. Слуг нет и нет, но добрый ангел возвещает утро чашечкой немудреного кофе. Все невозможное возможно. Слепящее солнце хлынет мгновенно, стоит только захотеть.
