Мои родители были светскими людьми, выросшими и воспитанными в тот послевоенный период, когда общество было пропитано идеей строительства коммунизма и жило лозунгами «Вперёд, в светлое будущее» и «Религия – это опиум для народа». Родители были проникнуты этим состоянием целой эпохи советского народа и меня воспитывали, естественно, в духе светских идей, далеких от божественного восприятия мира.
Я помню, как лет в четырнадцать, философствуя на тему о религии, говорила, что только непросвещенные и безграмотные люди могут верить в Бога: «Посмотрите, – убеждала я своих собеседников, – разве не люди управляют миром? Ведь именно они возводят города в пустыне, осушают болота, строят электростанции, осваивают целину, поднимаются в небо, исследуют космос, совершают научные открытия. Разве не люди сами правят своей судьбой?»
Я была пропитана атеизмом, искренне верила в дарвинскую теорию развития человека, которую изучали в школе, и своими взглядами на религию мало чем отличалась от других окружающих меня людей; ведь в те годы было стыдно даже говорить, что ты человек верующий – это было признанием того, что ты человек отсталый, непросвещённый, глупый.
Мной долгое время правили исключительно земные желания: получить хорошее образование, устроиться на достойную работу, выстроить карьеру, создать семью, обеспечить будущее себе и своим детям. Мои мысли крутились исключительно вокруг материальных ценностей, без какого-либо акцента на ценности духовные. Я уверенно шла по жизни, ставя перед собой всё новые и новые цели, и с успехом достигала их, организовав наилучшим, как мне тогда казалось, образом все жизненные позиции: семью, работу, карьерный рост, материальный достаток, отдых, бытовые вопросы и т. д. Годам к тридцати я чувствовала себя «на коне», победителем судьбы…
Мои жизненные ценности и приоритеты начали меняться, когда стал болеть сын, которому на тот момент было четыре года. К счастью, это не было серьезной, неизлечимой болезнью, это были простудные заболевания, которые проявлялись то в форме ангины, то воспалением в ушах, то в высокой температуре, то в сильном кашле, то в затяжном насморке. Ребенок болел с удивительной частотой, ежемесячно по две-три недели находясь дома, на постельном режиме. Эта частота заболеваний просто выматывала. Уже не было ни сил, ни желаний, ни настроения. Я понимала, что не справляюсь – ни физически, ни морально. Очередной раз, когда заболел ребёнок, моя сотрудница на работе посоветовала: «Сходи в церковь, поставь свечку – поможет». На тот момент я даже представить себе не могла, как я туда пойду и что я там буду делать. Мне казалось, это так стыдно…
Еще какое-то время ложная совесть боролась с безысходностью, и в один прекрасный день ноги сами привели меня к церкви (естественно, я пришла к православному христианскому храму, так как этнически относилась именно к этой конфессии).
Потом, спустя время, когда я анализировала это событие, удивлялась тому обстоятельству, что день, в который я впервые пришла в храм, был праздником Святой Троицы – праздником Единобожия в христианском понимании сущности Творца как Единого Бога в трёх ипостасях. Интересно, что это не был праздник Спасителю Иисусу, или Богоматери, или Святым угодникам, или какой-либо другой день.
Я до сих пор хорошо помню свое состояние в храме и сейчас расцениваю его как первый шаг навстречу к Создателю. Я села на скамеечку внутри здания, около стеночки, и шепотом стала разговаривать с Господом, говорила Ему обо всём, а слезы так лились и лились. Мимо проходила бабушка, послушница в храме, посмотрела на меня и сказала: «Молодец, деточка, к Богу пришла». Я просидела часа два, а когда уходила, впервые в жизни почувствовала совсем новое и совершенно незнакомое для меня ранее состояние – полёт души. На сердце было удивительно светло, спокойно, мирно и легко. Весь мир вокруг стал для меня другим – я больше не была атеисткой…
