Отчаянный разум
Мы все рождаемся сумасшедшими. Кое-кто им остается...»
(Эстрагон – герой пьесы «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета)
Пролог
Тёмный коридор интерната вёл Кирилла в шумную столовую. Ни капли
не голодный, он ковылял за строгой и вечно хмурой директрисой, ведь
с этой женщиной спор бесполезен. Никому в этом доме она не позволит
помереть от голода. Тут каждый тёмный угол впитал её зоркий взгляд,
и ничто не останется без её внимания.
Кирилл практически не ел три дня. Такое поведение заставляло
женщину идти на крайние меры. Когда несёшь ответственность за сотню
беспризорников – не можешь поддаваться бездействию. Если хотя бы
один ребёнок пострадает, ответственность тёмным плащом ляжет на её
плечи. Поэтому ей было плевать на детские капризы. Им всем.
Воспитатели и учителя в этом месте давно уже перестали слышать
детские души. Под этой крышей перестали верить в слёзы.
Полгода в давящих стенах. Хотелось бы привыкнуть, но как
смириться с тем, что счастливые дни, в один миг превращаются в ад?
Тем серым снежным вечером, когда в квартиру постучали полицейские,
он даже представить не мог, что его мир превратиться в густую
оболочку – окутывающую и идущую по пятам. Когда женщина в очках
наконец смогла произнести ужасную новость, Кирилла врасплох застало
непонимание. От неожиданности он засмеялся. Ведь этого не может
быть. Такое всегда случается где-то там, с кем-то другим, а мы лишь
наблюдаем издалека, вздыхая от ужаса, который можем испытывать лишь
отчасти. А он – простой мальчишка, и ничем не заслужил такой
участи. В миг осознания, он плакал, как пятилетний, позволяя
незнакомой женщине себя утешать.
Теперь он здесь. С такими же, как он. Уже не плачет, не кричит
по ночам и не бьёт посуду. Больше не ощущает боль в душе и теле.
Все чувства притупились. Лишь съедающая тоска засела глубоко внутри
и не хочет отпускать. Нарастает и становится сильнее с каждым
днём.
Анна Петровна подвела Кирилла к окошку раздачи и вручила тарелку
макарон с сыром.
– Учти, я проверю.
Директриса пригрозила ему пальцем и направилась к учителям – в
противоположный угол столовой, откуда легко можно было наблюдать за
каждым ребёнком. Кирилл посмотрел на свою нежеланную трапезу,
небрежно сгрёб вилку с ножом и сел за свободный стол.
Макс Савин вместе с приятелями – старшеклассниками сидел
задницей на соседнем столе. Кирилл не был с ним знаком, но слухи об
этом бунтаре, говорили каждому только одно – держаться подальше.
Даже Анна Петровна старалась свести общение с Максом к минимуму,
молясь, чтобы грозе интерната поскорее стукнуло восемнадцать, и он
упорхнул из её владений, избивая людей, и доказывая свою
справедливость где-нибудь в другом месте.
– Говорят, ты ничего не ешь! – с укором заявил Макс, когда
заметил хмурого Кирилла, перебирающего макароны вилкой.
Кирилл скосил глаза на парня. Говорить ему хотелось ещё меньше,
чем ужинать. Снова внутри скрутился комок, тяжелея с каждой
минутой, превращаясь в нерушимую глыбу.
– Почему не ешь? – поинтересовался Макс. Один из ребят, с
волнистой шевелюрой угольных волос, что-то шепнул ему на ухо, но
тот лишь смерил приятеля убийственным взглядом, после чего парнишка
замолчал.
– Ты немой что ли? – не унимался главарь непризнанной банды.
Кириллу хватило сил только на слабый отрицательный жест
головой.
Макс прищурился, стараясь всмотреться в бледное лицо мальчишки.
Ровные, некогда нежные черты лица были будто прикрыты мрачной
маской. Ничем не примечательный мальчик, казалось, был наполнен
всеобщей болью этого места.
Максу захотелось подойти и вытрясти всю эту дурость, чтобы понял
– все здесь чувствуют это, а кто-то даже кое-что похуже, но жизнь
продолжает идти вперёд.
