Иван провел в плену сто шестьдесят дней, почти шесть месяцев, он
испытал целую гамму чувств, колоссальный диапазон переживаний,
сложно передать его эмоции в двух словах.
Военнопленные содержались в ужасных условиях. Для яркости
представления, чтобы вы понимали: в первый месяц до середины марта
ребятам давали чашку старой, вареной, без соли, жира, кукурузы —
раз в день на здорового человека, от которого требовали тяжелой
физической работы.
Со временем Ивана и остальных мужчин перевели в подвал старой
школы. Потом в бревенчатую землянку, полную вшей огромных размеров,
неимоверного количества вшей. Очень часто парень ловил себя на
мысли о том, что он находится в предбаннике какого-то ада. Ему
здорово помогла сила воли, физическая подготовка, жажда жизни.
Упорство, упрямство, которому мог позавидовать даже горный
ишак.
И…
Мысли о Тасе.
Любимая, я вернусь к тебе.
Живой.
Я выдержу все.
Несмотря ни на что.
Пройду все испытания, чего бы мне это не стоило.
Если для Вани шел четвертый месяц заключения, то для его
собратьев восьмой, девятый. Многие не выжили, практически все
контрактники были уничтожены. В живых оставались самые жаждущие
жизни офицеры, плен так и не смог их сломить, они близко
подружились с Иваном, поддерживали друг дружку, в любой ситуации не
давали товарищу унывать, совместными усилиями разрабатывали план
побега.
Прошли через все: допросы, избиения, голод, расстрелы. Из ста
пятидесяти человек в лагере осталось сорок семь, остальные по
разным причинам погибли — от болезни, дистрофии, расстрелов, от
налетов нашей авиации. Несколько человек бежали.
Охранники относились к военнопленным ужасно. Действовала
психология человека, имеющего над другим временное превосходство.
Все просто: я — вооружен, а ты — без оружия, я — сытый, ты —
голодный, я — сильнее, ты — слабее, я могу тебя сейчас убить и
знаю, что никаких последствий для меня не будет, а ты не можешь
протестовать.
Чувство временного — все в жизни временно — превосходства, оно
видимым образом уродует, калечит человека, худшие качества вылезают
наружу. Иван поймал себя на мысли, что среди охраны много каких-то
ущербных людей, которые чем-то озлоблены: у кого-то погибли
родственники, у кого-то разрушен дом, у кого-то разбита машина,
кого-то ограбили, кто-то в силу физических недостатков имеет
какой-то комплекс, пытается какое-то несовершенство компенсировать
насилием над другим человеком.
Даже мизерная, абсолютно призрачная, иллюзорная власть рядового
охранника над пленным, уродовала многих. Страдания ребят
усиливались, потому как порой наскоки были очень изощренными, как
физически, так и морально, духовно.
Лагерь, чем-то напоминал концентрационный — это неизменно.
Страсти, страдания, сопровождающие насильственное задержание, все
было и здесь. Те же жуткие, примитивные условия содержания, вши,
антисанитария, отсутствие медикаментов, полнейшее бесправие, голод,
холод. Все это усиливалось бомбежками, абсолютной неопределенностью
положения.
Друзья уже не ждали окончания войны, ни ее продолжения. Потому
как отсутствие всякой информации поставило их в тупиковое
положение. В том подвале жизни, в ситуации безнадежности,
бесперспективности дальнейшей жизни оно ставило многих в тяжелейшее
морально-психологическое состояние. Молодые люди умирали от страха,
безверия, отсутствия надежды.
Как-то военнопленные нашли выброшенную на мойку кастрюлю, где
месилось тесто, чтобы печь хлеб охранникам. Ребята собрали остатки
теста, соскребли со стенок кастрюли — их хватило всего лишь на
полкружки. Без дрожжей, без жира, на воде, сделали подобие замеса,
в этой кружке на костре испекли пасху
Порой в заключенных проявлялись самые зверские, низменные
качества, любой ценой выжить за счет ближнего.
