Степанъ Ильичъ Верховскій, директоръ банка, 56 лѣтъ.
Людмила Александровна, его жена, 36 лѣтъ.
Митя, 17 лѣтъ.
Лида, 16 лѣтъ.
Яковъ Іосифовичъ Ратисовъ, дѣйствительный статскій совѣтникъ, не служитъ, 48 лѣтъ.
Олимпіада Алексѣевна, его жена, 39 лѣтъ; по первому браку, мачеха Людмилы Александровны.
Андрей Яковлевичъ Ревизановъ, 44 лѣтъ.
Петръ Дмитріевичъ Синевъ, судебный слѣдователь, дальній родственникъ Верховскихъ, лѣтъ подъ 30.
Аркадій Николаевичъ Сердецкій, литераторъ, 48 лѣтъ.
Леони, наѣздница.
Горничная.
Человѣкъ въ гостиницѣ.
Дѣйствіе въ Москвѣ, въ восьмидесятыхъ годахъ[1].
Гостиная въ домѣ Верховскихъ. Богатая обстановка.
Людмила Александровна одна передъ зеркаломъ. Входить Олимпіада Алексѣевна Ратисова.
Олимпіада Алексѣевна. Скажите пожалуйста! Любуется!
Людмила Александровна. Липочка!
Олимпіада Алексѣевна. Здорова? что дѣти? Степанъ Ильичъ? Впрочемъ, по лицу вижу, что все благополучно. Вѣдь ты, когда въ домъ не ладно, сама на себя не похожа. А сегодня совсѣмъ въ аккуратѣ и даже передъ зеркаломъ вертишься.
Людмила Александровна. Начались милыя выраженія.
Олимпіада Алексѣевна. А ты ко мнѣ снисходи. Не всѣмъ же быть сшитыми по твоей кройкѣ. Ты y насъ одна въ имперіи. Мой супругъ, – на что дуракъ! – и тотъ говоритъ о тебѣ не иначе, какъ самымъ высокимъ штилемъ. Я совѣтую тебѣ за него замужъ пойти, если съ нимъ разведусь, а твой Степанъ Ильичъ, сохрани Богъ…
Людмила Александровна. Липа, не болтай вздора.
Олимпіада Алексѣевна. Не могу, это выше силъ моихъ. Какъ вышла изъ института, распустила языкъ, такъ и до старости дожила, а сдержать его не умѣю.
Людмила Александровна. А ты уже записалась въ старухи?
Олимпіада Алексѣевна. По секрету, милая. Намъ съ тобой нечего чиниться другъ передъ другомъ, обѣимъ по тридцати шести.
Людмила Александровна. Ой, Липа! Какъ же это? Мнѣ-то, дѣйствительно, тридцать шесть, а вѣдь ты старше меня на три года!
Олимпіада Алексѣевна. Да? Ну, значитъ, съ нынѣшняго дня будетъ тебѣ тридцать три, потому что я больше тридцати шести имѣть не желаю. А, впрочемъ, не все ли равно? Развѣ годы дѣлаютъ женщину? Лѣта c'est moi! Кто мнѣ дастъ больше тридцати? О тебѣ же и рѣчи нѣтъ. Помню тебя дѣвочкою: красавица была; помню барышней – тоже хоть куда. Замужъ вышла, пошли дѣти, – подурнѣла, стала такъ себѣ; а теперь расцвѣла, прелесть, и только. Впрочемъ, зеркало передъ тобою.
Людмила Александровна. X-а-ха-ха!
Олимпіада Алексѣевна. Нечего смѣяться, правду говорю. А если не вѣришь на слово, что мы еще можемъ постоять за себя, вотъ тебѣ документа.
Людмила Александровна. Что такое?
Олимпіада Алексѣевна. Billet doux. Такъ это называется. «Обожаемая Олимпіада Алексѣевна! Давно скрываемое пламя любви»… и прочая, и прочая. Сегодня получила. И ему двадцать два года. Нѣтъ, старая гвардія умираетъ, но не сдается!
Людмила Александровна. Любовная записка? Вотъ чего я никогда не получала. Покажи.
Олимпіада Алексѣевна. О, невинность!
Людмила Александровна (возвращаетъ письмо). Глупо-то, глупо какъ!
Олимпіада Алексѣевна. Это тебѣ съ непривычки. А мнѣ ничего, даже очень аппетитно. Я вѣдь спеціалистка, всю жизнь провела за этою корреспонденціей. И теперь пишу.
Людмила Александровна. Вотъ какъ.
Олимпіада Алексѣевна. Право, пишу. Особенно артистамъ, которые въ модѣ.
Людмила Александровна. И отвѣчаютъ?
Олимпіада Алексѣевна. А что имъ еще дѣлать-то?
Людмила Алексѣевна. А мужъ какъ смотритъ на твои подвиги?
Олимпіада Алексѣевна. Очень онъ мнѣ нуженъ. Состояніе мое и воля моя. Попутала меня нелегкая съ этимъ бракомъ.
Людмила Александровна. Если не любишь Ратисова, зачѣмъ вышла за него? Кто неволилъ?
Олимпіада Алексѣевна. Думала, что онъ – порядочный человѣкъ, мужчина, а онъ размазня, тряпка, губка… Ты своего Степана Ильича хоть и не любишь…
