«Каждый из нас совершал ошибки. Кто-то осмысленно, а кто-то вынужденно. Нелегко сразу найти то, чего ты хочешь. А если и нашел, то попробуй, пойми – нужно ли это тебе на самом деле. В нашей жизни есть большой выбор, нам дается бесчисленное множество путей, по которым мы можем идти. Но не всегда этот путь правильный. Кто-то может успеть соскочить, а кто-то пойдет дальше против своего желания.
Совершать ошибки – это обыденность. Нельзя прожить идеально. Идеальность – это сказка. И неважно, сколько тебе лет. Оступиться можно как в 14 лет, так и в 62. Никто из нас не защищен. Но зато в наших руках их исправить. Всё можно исправить.
Но главное препятствие в борьбе с ошибками – это незнание себя и внутренняя потерянность. Как часто мы не знаем, что делать. И никто не может толком помочь и подсказать, ведь кто знает нас лучше, чем мы сами. Всё в наших руках.
Все проблемы у нас в голове! Все препятствия в нашем подсознании!»
Именно это было написано на листовках, которые в последнее время зачастили появляться на улице. Их раздавали студенты, нуждающиеся в заработке, они были хаотично расклеены по остановкам и столбам, а так же ими просто играл ветер по асфальтным дорогам.
Реабилитационная программа «Новый путь» – найди себя! Это первое что бросалось в глаза обычному прохожему. Всё что о них было известно по разговорам, можно уложить в два предложения. Но возможно именно эта немногословность и могла заинтересовать. Слухи о них ходили уже больше полгода, но уровень засекреченности не уменьшался. Неизвестно кто стоит за этим и где они центрируются. Но что интересно, социальные сети не были заполнены группами и сообщениями о данной организации. И именно эта таинственность и отпугивала людей. А человек, который находится в безвыходном положении и ищет помощи, обязательно их найдет. Именно на это и рассчитывал «Новый путь».
Невзрачный светильник включился с характерным потрескиванием лампы накаливания и насколько смог осветил небольшую комнату. Не сказать что она маленькая, для одного человека, не придирчивого к мелочам, вполне сойдет, но и большой её не обозвать. Освещенный антураж был максимальным минимализмом. В нём не было ничего лишнего, более того, каждый бы добавил сюда что-нибудь от себя. Однотонные бежевые обои под покраску могли как успокоить, так и взбесить своей простотой. Ламинат, который идеально лежал на полу, сложно как-то либо описать. Он был настолько никаким, что нужно постараться чтобы придумать ему какую-нибудь характеристику. Светильник стоял на обычном белом «икеевском» столе, а из под него выглядывал стул из той же мебельной коллекции. Компанию им составили: деревянный шкаф-купе с открученным зеркалом, который можно описать как пустой, а так же кровать, застеленная белым бельем без какого-либо узора или рисунка, даже без номерных знаков. Цель осветить комнату выполнял только один светильник, эта задача не была легкой, ведь там не было не единого окна. Они не то чтобы были забиты досками, стены просто напросто о них и не слышали. Что еще можно добавить – это то, что в углу одиноко стояла раковина с пару вёдер, а так же отсюда можно было выйти только через одну черную металлическую дверь и, скорее всего, звуконепроницаемую. Стоит уточнить, что дверь была без ручек и замков. И даже через тусклость можно было понять, что всё это сделано буквально на днях. И это был не ремонт или обновка, это построили только что.
– Это что-то новенькое, – открыл глаза и прохрипел похмельным голосом парень распластавшийся звездой на полу возле двери, – Здесь я еще не просыпался.
Он не спешил вставать. Ему казалось, что пол его не отпускает, а возможно и сам так хотел думать. Сделать новое движение было настолько лень, что сложно найти прилагательное, которое опишет степень желания. Идеально белый потолок немного успокаивал своей невзрачностью его взгляд. Для недавно выпивавшего человека он был одет неподобающе – пиджак, а для некоторых кругов блейзер, и брюки цвета индиго были сделаны не из дешевого материала, который выглаживался не с помощью утюга, а только потому, что уже давно не снимался. Из под пиджака выглядывала чистая белая, слегка помятая, рубашка без ворота и верхняя пуговица не была застегнута, не потому что она давно оторвалась и потерялась, а потому что он так этого хотел. Галстуки были для него всегда чем-то лишним, про них он всегда говорил – «не люблю когда кто-то или что-то сжимает мою шею». И если следовать обычной логике, то этот образ должны были дополнить не строгие туфли. Но если галстуки он просто не любил носить, то туфли вызывали эстетическую ненависть. Даже если увидев их у кого-то еще на ногах, он уже был раздражен. Поэтому заношенный костюм дополняли белоснежные не спортивные кроссовки, которые при любой погоде все равно оставались чистыми.
