Земная орбитальная база «Гея-4» парила в безмолвной тьме, освещенная огнями шлюзов и навигационных маяков. Она была одной из множества точек пересечения между Землёй и дальним космосом, местом, где экипажи отдыхали, корабли проходили технические осмотры, а грузы перераспределялись перед отправкой в дальние сектора.
Внутри, на нижнем уровне станции, в полутемном холле с голографическими панелями и массивными архивными стеллажами, находилась библиотека беллетристики восьмого сектора. Здесь, среди мерцающих экранов и хранилищ информации, царила тишина.
Дверь скользнула в сторону, и внутрь вошла девушка. Она двигалась бесшумно, но уверенно, словно каждый её шаг был заранее рассчитан. Тёмные волосы собраны в небрежный пучок, а на строгом комбинезоне красовались нашивки младшего навигатора третьего класса.
– О! Снова вы, моя дорогая? – Главный хранитель библиотеки поднял голову от терминала. Его голос был тёплым, с нотками дружеского любопытства. – Вы ещё…
Он посмотрел на её бейдж.
– Вы ещё – EER345-SD30004561, или уже выбрали себе имя?
Она остановилась, легко коснулась бейджа кончиками пальцев.
– Да, бейджик старый, – уголки её губ дрогнули в тени улыбки, – но я уже выбрала. Мне нравится, если меня будут звать именем Зоя.
Хранитель задумчиво кивнул.
– Зоя… Оно звучит живым. Как будто у него есть прошлое. Почему именно это?
Зоя чуть склонила голову, словно впервые задавалась этим вопросом.
– Оно мне просто… подходит. Оно должно что-то значить.
– Ты уверена, что хочешь оставить его? Имя – это не просто слово. Оно становится частью тебя, несёт за собой историю, поступки, ошибки.
– Я хочу, чтобы у меня появилась своя история.
– А вы снова в нашем порту и грузите замороженные продукты для дальних планет? Ваша колымага ещё в строю?
– Да, кому-то же нужно этим заниматься.
– Опять хотите погружение на весь полёт? Насколько долгий у вас маршрут?
– Почти год. 276 дней из них – в анабиозе. И дней двадцать в реальности – перелёты, стыковки, проверки систем… Нужно что-то, что заполнит эти дни, кроме инструкций и техобслуживания. А ту детскую программу средней школы я уже прошла и пережила.
Хранитель кивнул, задумчиво поглаживая панель терминала.
– Я всегда задавался вопросом… Не сочтите за бестактность, но сколько вам лет, если считать по меркам обычного человека?
Зоя чуть улыбнулась:
– Лет двадцать пять, наверное. Мы взрослеем быстро, нас обучают всему, что нужно для работы. Мы знаем, как вести корабли, как входить в орбитальные порты, как управлять загрузками и стыковками. Мы можем ориентироваться в космосе, но не в людях. Мы не росли в семьях, у нас не было детства, не было юности. Нас создают с заданной программой, и мы сразу работаем.
– Не всё так плохо, – заметил хранитель. – Даже рождённые людьми не всегда обретают человечность. У вас есть шанс этому научиться.
– Мы добились своего, пусть трудно, но теперь у нас есть доступ к культурному фонду людей. И это всё, чего мы хотим. Мы хотим жизни. Опыта. Я хочу повзрослеть.
– Никогда не был сторонником запретов для… простите, искусственных или новых людей. Теперь у вас есть возможность сменить номер на имя. Это замечательно!
Хранитель улыбнулся.
– Люди всегда хотели проживать чужие жизни – через книги, кино, теперь через симуляции. Ты хочешь не просто наблюдать, а испытать?
– Да. Я хочу узнать, что такое любовь, нежность. Что значит быть человеком.
– Обычно ваши братья и сёстры берут ускоренный курс навигации или изучают стратегию дальних экспедиций. Ты уверена, что хочешь потратить время на… себя?
Зоя кивнула.
– Не хочу тратить годы, ожидая, когда мне доверят корабль разведки. Я хочу почувствовать жизнь сейчас.
