***
Я стою на поляне лесной опушки, прислонившись к шершавому стволу старой березы с крепкой корявой корой. Ее могучее тело, покрытое бесчисленными бороздами и трещинами, источает тоску и печаль. Это не просто дерево, а целая история, вплетенная в ткань времени. Многое повидала она на своем веку, о многом могла бы рассказать.
Мы познакомились очень давно. В ту счастливую пору детства, когда жизнь казалась бесконечной, а каждый день был наполнен радостью и новыми открытиями. Когда короткими летними ночами, расположившись под ее раскидистой кроной, в атмосфере необыкновенного тепла и уюта, мы делились историями о приключениях, строили планы на будущее, обсуждали успехи и неудачи, смеялись и мечтали.
Здесь я познавал мир дикой природы – чудесный и неповторимый, прикасался к окутанной тайнами жизни лесного озера, обучался азам будущего рыболовного увлечения.
Все помнит седая береза, ничего не забыла.
Мой папа не был заядлым рыболовом. Однако с тех пор, как недалеко от города прокопали канал, соединивший Волгу с Уводью, пристрастился к рыбалке. Покуда я был слишком мал, меня совсем не интересовали его уловы. Но время шло, и вот однажды я стал совсем взрослым. Мне исполнилось целых шесть лет!
Тем памятным утром, я, еще не отойдя ото сна, пошатываясь и позевывая, пошлепал босыми ногами на кухню, по некрашеному дощатому полу нашей старенькой коммуналки в надежде найти чего–нибудь вкусненькое.
На столе стояла праздничная тарелка с тертой морковкой и мои любимые гренки. Мама вставала рано и всякий раз на завтрак протирала морковь в мелкую терку. Угощая, приговаривала, что витамин А – это витамин роста, и тертая морковка детям очень полезна. А меня и не нужно было уговаривать, я уплетал вкуснецкие мамины завтраки за обе щеки.
Папа только что вернулся с рыбалки. В углу стояли его пахнувшие рекой удочки, а рядом с ними – большое металлическое ведро, в котором, едва поместившись, шевелили жабрами два огромных золотобоких леща.
Нет, никакой жалости к этим красивым умирающим рыбам я не испытывал. Наоборот, где–то глубоко внутри будто что–то щёлкнуло, и включился первобытный инстинкт охотника, который, как оказалось, я пронесу через всю жизнь.
***
Целыми днями я ходил за папой по пятам, умолял и канючил, что в следующий раз тоже хочу поехать с ним. Поначалу он ни в какую не соглашался – дескать, мал еще, сперва подрасти немного. Однако ближе к выходным сдался, но поставил условие: нужно накопать штук тридцать красных червяков (белые не годятся, они не активные, и потому рыба на них ловится плохо).
Я с азартом взялся за дело.
Где–то во дворе отыскал большую суковатую палку и принялся ковырять огородные грядки. Час поисков подарил мне только одного красного червяка да пару десятков белых. Со слезами бросился к бабушке:
– Бабк, папа велел червяков накопать, красных. А их нету-у…
Бабушка взяла лопату, выбрала в огороде самый влажный, тенистый участок и принялась копать. Вскоре выяснилось, что красные червяки в нашем огороде почему–то не водятся…
С той поры прошел не один десяток лет. В моей жизни были сотни или тысячи рыбалок. Но я принципиально не ловил на белых (земляных) червяков. Следуя папиному наказу, всегда запасал только красных.
А папино поручение я, разумеется, провалил. В конце концов он сам где–то раздобыл нужную наживку, и мы отправились рыбачить. На тот самый канал.
***
На дворе стояло беззаботное, теплое лето 1978‑го года. К раме старинного велосипеда с диковинными синими номерами специально для меня привинчено детское сиденье. Мы ехали по дороге, по древнему почтовому тракту Нерехта–Шуя, что когда–то проходил через наш город. Дорога была ухабистая, в то время еще не асфальтирована. Булыжник, что устилал когда–то старинный тракт, давно вмяли в грязь огромные карьерные самосвалы, но я совершенно не чувствовал ни ям, ни колдобин. Моим любимым занятием было наблюдать за тем, как крутится переднее колесо нашего велосипеда, а на пыльной дороге остается красивый рисунок его протектора.
