2 года назад
- Милая, ты ведь понимаешь, о чём я?
Нет, я не понимала, что она говорит.
Не так.
Я не хотела верить, что она вообще это говорит. Думала, что
нравлюсь ей. Именно к ней я обратилась в первую очередь.
- Ты и я… Мы ничего не сможем сделать. Прими это.
Руки учительницы тянутся ко мне через учительский стол. Двигаю
своё натянутое струной тело назад, подальше от утешающих
прикосновений. Нуждаюсь не в них, а в справедливости.
Настасья Андреевна видит это, больше не пытается коснуться,
просто вытягивает руки вдоль стола.
Опускаю голову ещё ниже, почти касаясь подбородком столешницы
первой парты, стоящей вплотную к учительскому столу. Не хочу здесь
находиться. Ещё в пятницу я была рада, а в понедельник едва
сдерживаюсь, чтобы не броситься вон с криками, обливаясь холодным
потом от страха и отчаяния.
Никто не собирается мне помогать. Никому нет дела до того, что
произошло в пятницу во время школьной дискотеки. В соседнем классе.
Глаза исподлобья упираются в стену. Прямо за ней.
Кого я обманываю? В глубине души сквозила правда: именно по этой
причине я не рассказала маме или её подруге. Они бы ни за что не
спустили всё на тормозах, пострадав в процессе. Могла ли я такое
допустить? Конечно, нет. Мы ещё после трагичной гибели отца не
оправились.
- Реальность такова, - продолжала Настасья Андреевна, ещё три
минуты назад бывшая моим любимым учителем, - что школа заступится
за него. Адвокаты выставят тебя в плохом свете. Они обвинят тебя.
Скажут, что ты сама на всё согласилась. Вы оба несовершеннолетние.
Ему ничего не будет, а вот тебе…
Моё тело словно коченеет. Жмурюсь, чувствуя, как к горлу
подступает тошнота.
- Со школы тебя попросят уйти.
- Я и так не хочу здесь оставаться, - с трудом и едва слышно
произношу: язык не слушается.
Учитель или не замечает, или прикидывается.
- Вероятно, сделают отметки в твоём деле, после чего тебя не
возьмут ни в одну приличную школу, да и с университетом будут
проблемы.
Ещё утром реальность казалась туманной, но друг предстала передо
мной кристально чистой и такой сырой. Зябну, будто оказываюсь в
болоте. Из которого не выбраться.
- Давай просто сделаем вид, что ничего не произошло, м? –
Собираю с силами, чтобы посмотреть на женщину, преподающую
живопись. Она нервничает. Не могу сказать, что это меня радует, но
и не усугубляет положение. – В конце концов, ничего непоправимого
не случилось.
Вздрагиваю от этой фразы. Глаза наполняются непролитыми слезами.
На губах уже чувствуется солоноватый привкус.
Не случилось?
Тогда почему моё тело ощущается каким-то чужим? Почему страх ещё
сковывает нутро, а синеватые следы его рук на коже саднят? Кусок не
лезет в горло, зато сон приносит лишь кошмары.
В голове только одна мысль – справедливость спасёт хрупкое
равновесие. Непостижимо. Этого не будет.
- Я поговорю со школьным психологом. Она позанимается с тобой.
Оставим всё в тайне.
Как можно промолчать? Как можно просить меня об этом? Упрямо
поджимаю губы. Настастья Андреевна видит это, хмурится.
- Послушай, - она резко встаёт, выходит из-за стола, - твоё
слово будет против его слова. Они встанут на его сторону. Родители
в попечительском совете. У тебя нет доказательств. Никто не
поверит, даже если я поручусь за тебя. Меня уволят, тебя
отчислят.
Учитель вздыхает, скрещивает руки под грудью.
- Давай просто забудем? Сосредоточимся на занятиях. Я
подготовила для тебя отличную программу. Впереди много конкурсов.
Если будешь периодически выигрывать, то тебя без проблем возьмут в
институт искусств. Не будем портить твоё будущее.
Слова звучали для меня белым шумом. Просто помехи, которые мозг
не смог разобрать. Смысл прошёл мимо. Я не могла запросто
перешагнуть случившееся. Тело горит, словно в лихорадке. На лбу
выступает испарина.
