Глава 1
То, что лучше не видеть
«Во всем этом есть что-то нечеловеческое».
«Не пускайте его сюда! Слышите, не пускайте его сюда!»
Никогда прежде Катя – Екатерина Петровская, обозреватель Пресс-центра ГУВД Московской области – не слышала, чтобы шеф криминальной полиции полковник Гущин кричал вот так – фистулой, придушенно и одновременно громко. На истеричной вибрирующей ноте, рискующей вот-вот сорваться и крайне болезненной для барабанных перепонок всех, кто был в эту минуту с ним рядом.
Во всем этом есть что-то нечеловеческое…
Это произнес эксперт ЭКУ Сиваков, видевший за свою многолетнюю работу столько всего…
Но только не… Не то, что открылось их взору в этом доме и в этом гараже.
Дом – новенький коттедж из силикатного кирпича, построенный на окраине микрорайона Деево на участке, выделенном под коттеджное строительство. Дом такой светлый, с окнами до пола на террасе, с винтовой лестницей из лиственницы на второй этаж, с просторным холлом, откуда можно пройти на большую кухню, а также в гараж, пристроенный прямо к дому.
Дом, полный света и воздуха, несмотря на то что за окнами – ненастный, ветреный и холодный апрельский день.
Дом, пахнущий ремонтом, краской, клеем для обоев, струганым деревом.
Дом, где все эти мирные ароматы подавлены запахом крови.
Крови так много…
Есть вещи, которые лучше не видеть. Это Катя как мантру повторяла сейчас сама себе. Лучше не видеть, не знать. Но вместе с полковником Гущиным и оперативной группой Главка она находилась тут, в этом самом месте.
И все это было перед ее глазами.
И она не могла их закрыть, потому что – закрывай, не закрывай, ничего бы не изменилось, не исчезло.
И смех этот – ужасный, похожий на лай, доносившийся из гостиной, не стих. Этот смех, в котором истерика, ярость и слезы.
И еще как бы удивление, что такое – вот такое возможно.
Это… Как у бабы этой в музее, у Венеры Таврической… хи-хи… Нет, Милосской… хи-хи-хи…
Смеялся Игорь Петрович Вавилов – человек, которого Катя отлично знала, полковник полиции, начальник оперативно-аналитического управления. По факту – третий человек в руководстве Главка и коллега Гущина.
Как у бабы у этой из музея… у Венеры… Ха-ха-ха-хаха!
– Игорь Петрович, пожалуйста, перестаньте. Надо взять себя в руки. Игорь Петрович, пожалуйста! – Голос помощника Вавилова.
– Дай ему что-то или вколи, чтобы прекратил, успокоился, – попросил Гущин.
– У меня ничего такого нет. – Эксперт Сиваков покачал головой. – Паренек этот, Артем, ему «Скорую» вызвал – так они ехать отказались, узнав, что это истерика на почве шока. Не психиатричку же вызывать. Ничего, уж как-нибудь опомнится. Возьмет себя в руки. Он мужик сильный. Опер бывший.
– Сюда его ни в коем случае не пускайте, – Гущин, только что кричавший, снизил голос до шепота, – сюда ни-ни!
– Не поможет. – Сиваков оглядел то, что лучше не видеть. – Он же ее обнаружил. Они с помощником. Парень сразу в дежурную часть сообщил. А Игорь Петрович…
Ха-Ха! Хи-хи-хи! Обрубил…
Безумный хохот не стихал ни на минуту.
Помощник полковника уже умолял:
– Игорь Петрович, пожалуйста… Нате вот, выпейте…
Звон чашки, сброшенной на пол.
Вдребезги!
Ха-ха-ха!
Катя попала сюда, в этот жуткий дом в Деево, не по своей воле. Даже жажда сенсации для интернет-страницы «Криминального вестника Подмосковья», что она вела как обозреватель и сотрудник пресс-службы, не заставила бы ее заниматься расследованием этого дела.
Она поняла это сразу, едва лишь узрела то, что лучше не видеть. И едва при этом самым позорным образом на глазах у всей опергруппы, экспертов и следователя не грохнулась в обморок.
Она никогда бы не поехала в Деево, сюда, в этот чертов дом. Если бы не приказ полковника Гущина. Нет, просьба, нет, определенно приказ. Или все вместе, потому что сотрудники Пресс-центра обязаны по инструкции и по распоряжению руководства Главка выезжать на все преступления, совершенные в отношении своих коллег – полицейских.