– Всем вам, здесь присутствующим, – с улыбкой на лице говорил седовласый, не по годам подтянутый профессор Кондратьев, расхаживая возле кафедры, – должно быть, хорошо известно выражение «гуси Рим спасли». Не так ли?
В просторной аудитории, ярусами возвышающейся к противоположной от кафедры стене, раздалось глухое «да».
– И вот, в таком случае, вам вопрос: а с чего вдруг не залаяли собаки, когда галлы начали подниматься по крепостным стенам? Или почему охрана никак не среагировала на эту осаду? И только гуси, почуявшие что-то неладное, подняли в городе такой гвалт, что разбудили всех добропорядочных граждан. А?
В этот раз в зале повисла тишина. Видимо, никто не знал ответа на этот вопрос.
– Весьма вероятно, – профессор сделался наконец серьёзным, – мы в этом случае можем иметь дело с типичным приступом паранойи. Да. У гусей случился такой приступ. К счастью для римлян, наверное. Впрочем, в конечном итоге это их всё равно не спасло от галлов. Но случай с гусями стал легендой. И нам не важно, было ли это на самом деле или же является плодом поэтического воображения. Пусть это станет нашей отправной точкой в попытках ответить на вопрос – бывают ли у животных типичные для человека психические расстройства.
Игорь попал на лекцию к известному профессору после одного случая, который приключился с ним на работе. А работал он врачом в психиатрической клинике вот уже пятый год. Подобные ситуации нередко случаются с новичками, которым попадаются сложные пациенты, но Игорь новичком себя не считал – всё-таки вёл он до этого тридцать шесть пациентов с самыми разными диагнозами, от маниакально-депрессивного психоза (называемого нынче биполярным расстройством) до самой настоящей шизофрении. И никогда он не позволял собою манипулировать, никогда не скатывался до того, чтобы хоть на секунду поверить в то, что истории, рассказанные больными, имеют под собой реальную почву. Сопротивляться такого рода эмпатии их учили в академии целых восемь лет, и Игорь на отлично усвоил эти уроки. Но в этот раз всё сразу пошло как-то не так…
Его тридцать седьмым пациентом оказалась молодая девушка двадцати лет, впервые оказавшаяся в их отделении. Звали её Настя. Была она очень красива лицом, тонка, почти прозрачна и по-кошачьи грациозна в движениях. Болезнь, внезапно одолевшая её ум, делала эту красоту ещё более яркой, а эмоции, часто сменяющие друг друга от искренности до злобного отторжения, просто завораживающими. С первой же встречи Игорь понял, что влип не на шутку. Личность его сразу как бы разделилась на две враждующие половины – на доктора-профессионала, раскладывающего по полочкам каждую минуту их разговоров и вписывающего мелким почерком в историю болезни скрупулёзно выверенный диагноз, и на мужчину, попросту влюбившегося в несчастное юное создание неземной красоты и желающего, чтобы Настя оказалась здоровой, а больными в итоге все остальные, в том числе и он сам. Вот так… Если бы у него была семья или хотя бы подруга, то, возможно, он не чувствовал бы себя таким беззащитным перед Настей. Но до своих тридцати лет семьёй он так и не обзавёлся, а последнюю девушку, с которой были у него близкие отношения, он с трудом мог бы припомнить. Случилось это ещё на последних курсах в академии – бурный роман, закончившийся очень болезненной разлукой и чуть было не ставший причиной его ухода из учебного заведения. Как же её звали? Катя? Кажется, Катя, но даже и это он мог перепутать. После академии Игорь с головой ушёл в работу, не щадя ни себя, ни отношений с немногочисленными друзьями и с родителями, у которых бывал только на Новый год. Время полетело так, словно жизнь включили на быструю перемотку. И его встреча с Настей стала первой паузой, когда он смог наконец очнуться и осмотреться по сторонам. И обнаружил вокруг себя полнейшую пустоту. Даже квартиру свою он не узнал, когда в один из вечеров после беседы с Настей вернулся домой. У него было ощущение, будто жил здесь старый-престарый архивариус – повсюду были разбросаны книги в разноцветных закладках, исписанные горы тетрадей, DVD диски с лекциями известных профессоро́в и с научно-популярными фильмами по проблемам психиатрии. Неужели он столько лет жил одним только этим? И выходило, что так.
