Сухой, оглушительный треск громового удара… Огненный зигзаг молнии прорезал тучу, отбрасывая мертвенный свет на воды Луары. Лошадь, запряженная в открытый экипаж, проезжавший по длинному мосту Блуа под ливнем дождя, в испуге взвилась на дыбы. Женский голос крикнул из экипажа:
– Боже мой, мы пропали!
– Да нет же, не бойтесь, – отвечал другой, твердый, голос. – Еще сто шагов, и мы будем у подъезда этого проклятого нотариуса!.. Кучер, поезжайте скорее, хлестните хорошенько вашу лошадь, если она артачится.
Кучер, сидевший на козлах экипажа, ударил бичом по спине своей приземистой, плотной лошадки так сильно, точно хотел рассечь ее пополам. Она заржала от ярости и, рванувшись вперед при вспышках молнии, под струями воды помчалась по набережной, завернула на улицу и остановилась перед домом из тесаного камня, дверь которого была украшена двумя позолоченными гербами.
– Уф! Выходите!
Двое мужчин и дама, закутанные в плащи, прикрытые пледами, вышли совершенно мокрые из экипажа. Один из путешественников, высокий мужчина, нетерпеливо дернул звонок. Ему отворили не сейчас, и он принялся барабанить набалдашником своей трости в дубовую дверь. Тогда оттуда выглянул растерявшийся клерк и при виде трех приезжих, промокших до нитки, произнес тоном отчаяния:
– Ай-ай! Досталось же, должно быть, хозяйской лошади!
– Она не мокрее нас, юноша, – заметил мужчина с тростью, – а ее здоровье далеко не так драгоценно, как наше.
Однако юркий малый, по-видимому, не особенно смутился от этих слов. Он распахнул одну дверь с мягкой обивкой, а потом другую, которая вела в кабинет хозяина, и сказал:
– Прошу покорно войти, господа. Камин затоплен. Сейчас я дам знать господину Леблану… Он не ожидал вас так рано и пошел в суд…
– Хорошо, – отвечал путешественник, который как будто распоряжался всем. – Самое важное для нас – обогреться… Садитесь, сударыня, и раскутывайтесь.
Из-под складок пушистой шотландской шали, среди капюшонов и воротников плаща с накидкой на плечах, выглянула белокурая хорошенькая женская головка, растрепанная, но уже с улыбающимся личиком. Снятый плащ обнаружил восхитительный стан, обтянутый суконным корсажем, а из-под платья, от которого пошел пар, грациозным движением протянулись к каминной решетке две миниатюрные ножки.
– Ах, я действительно перепугалась на этом бесконечном мосту, когда так страшно грянул гром!.. Молния, должно быть, ударила недалеко от нас…
– Да прямо в реку, приблизительно в ста метрах слева, – подтвердил второй путешественник. – Я только не хотел вам говорить, вы и без того не помнили себя от страха.
– Прекрасная поездка в город, которую вы мне предложили! – заметила молодая женщина. – Другой раз я буду иметь к вам доверие.
– Ах, вы несправедливы ко мне, моя дорогая! Я вовсе не хотел брать вас с собой. С этим пристал к вам Томье…
– Леглиз говорит правду, сударыня, я один виноват и, что всего хуже, нисколько не раскаиваюсь.
– Браво, теперь вы станете доказывать мне, что для меня большое счастье находиться с вами в Блуа под проливным дождем, вместо того, чтобы преспокойно сидеть у себя в Париже…
– Пожалуй, это не большое счастье для вас, но, без сомнения, чрезвычайно приятно для вашего мужа и для меня… А что значит неприятность от этой грозы, тем более что она уже прошла, в сравнении с удовольствием, испытанным нами от вашего общества во время сегодняшней экскурсии и предстоящим еще за обедом в отеле «Франция»? Вероятно, мы будем есть с большим аппетитом после катанья на чистом воздухе. Вдобавок, разве не забавно показаться в этой провинциальной таверне?..
– Но найдется ли там приличный обед?
– В Блуа? Да что вы толкуете! Вас угостят здесь на славу, точно какого-нибудь принца или епископа, а вина, у них, прямо превосходны.
