– Это точно тот самый дом? – несколько обеспокоенно по-французски спросила Гардения, когда ужасно старый фиакр медленно подкатил к парадному большого дома, стоявшего в переулке недалеко от Елисейских Полей. Дом был залит ярким светом, и все указывало на то, что там в полном разгаре веселая вечеринка.
– Да, мамзель, – также по-французски ответил извозчик. – Тот самый, ошибиться невозможно.
При этих словах он резко осадил лошадь и в подтверждение своей уверенности сплюнул в сторону.
Гардения поежилась. И в наглом поведении извозчика, и в самом доме было нечто пугающее. Вся улица перед крыльцом была загромождена сверкающими автомобилями и элегантными брогэмами[1]. Упряжь лошадей изобиловала серебряными элементами, которые сверкали в свете фонарей. Обслуживала все это целая армия шоферов в красивых крагах, двубортных форменных куртках и с поднятыми на козырьки кепок защитными очками, кучеров с кокардами и в плащах с многоярусными пелеринами и лакеев, чья бордовая форма показалась неискушенной Гардении излишне роскошной.
Извозчик слез с козел. Ему не понадобилось придерживать лошадь, которая была слишком истощена и утомлена, чтобы двигаться без понуканий.
– Это тот самый дом, мамзель, куда вы ехали, – сказал он, – если только, конечно, вы не передумали.
И опять нечто в его взгляде и в его тоне заставило Гардению поежиться.
– Нет, не передумала, я уверена, вы доставили меня по нужному адресу, – подавленно проговорила она. – Пожалуйста, скажите, сколько я вам должна.
Извозчик назвал сумму, которая, как сообразила даже неопытная Гардения, была чрезмерной. Девушка секунду колебалась, но все же постеснялась торговаться, когда вокруг было столько людей, которые могли их услышать. К тому же она успела заметить, что многие шоферы и кучеры с нескрываемым любопытством разглядывают ее. Убедившись, что в кошельке достаточно денег, она испытала облегчение. Хотя ей пришлось выложить почти все, что у нее было, она добавила еще немного мелочи на чай. Это было сделано из желания самоутвердиться – по ее мнению, извозчик совсем не заслуживал чаевых.
– Будьте любезны, занесите мой чемодан, – тихо, но властно произнесла она.
Изысканность ее манер заставила извозчика беспрекословно подчиниться, и он последовал за Гарденией, которая медленно поднималась по широким каменным ступеням. Парадная дверь была приоткрыта, из дома доносились звуки скрипок, наигрывавших веселую и прелестную мелодию. Однако музыка почти полностью заглушалась шумом голосов и резким, довольно грубым, даже скорее распутным, хохотом.
Гардения не успела сделать каких-либо выводов по поводу происходящего, так как внезапно дверь широко распахнулась и путь ей преградил напыщенный лакей в бордовой ливрее, отделанной неимоверным количеством золотых галунов и пуговиц, напудренном парике, бриджах и белых перчатках, которые, казалось, были велики ему. Он замер перед девушкой. Его подбородок был высоко вздернут, взгляд устремлен поверх головы Гардении.
– Я хотела бы видеть герцогиню де Мабийон, – произнесла она, чувствуя, как дрожит ее голос.
Лакей ничего не ответил, а из-за его спины появился еще один субъект, еще более напыщенный и надменный. Посох в его руке указывал на то, что это мажордом или слуга очень высокого ранга.
– Ее светлость ожидает вас, мадемуазель? – осведомился он, своим тоном давая понять, что его крайне удивило бы, если бы герцогиня действительно ожидала эту посетительницу.
– Боюсь, что нет, – ответила Гардения, – но если вы сообщите ее светлости мое имя, я уверена, она захочет меня увидеть.
– У ее светлости прием, – надменно произнес мажордом. – Если вы придете завтра…
Он замолчал на полуслове, шокированный видом извозчика, который вошел в холл, сгибаясь под тяжестью вытертого кожаного чемодана. Мажордом проследил, как извозчик с грохотом опустил его на мраморный пол, и сделал шаг вперед.
