В моих руках красочная листовка, на ней изображены красивые, выстроившиеся в ряд кирпичные домики на изумрудно-зеленом поле. На картинке ярко-голубое небо с белыми пушистыми облаками, оно так и манит, а вдалеке даже видны горы. На поле перед домами пасутся милые пушистые овечки, мускулистый фермер-мачо в красной клетчатой рубашке счастливо мне улыбается и зовет в неведомые дали.
– Ты совсем, что ли, дура? – прервала подруга мое медитативное созерцание красавца с рекламного буклета.
– Хочу! – твердо произнесла я.
– Что ты там делать будешь?
– Жить буду. Посмотри, какая красотища. Не то что тут. Лошадей разводить хочу.
– Идио-о-отка, – протяжно простонала Аня. – Да ты городская до кончиков ногтей. Ты вообще к живой лошади когда-нибудь подходила?
– Да! В парке. И даже каталась.
– Каталась она, блин. Лин, ну ты башкой-то думай своей. Это тебе не развлекательная прогулка. Ты поедешь на другой конец страны в какую-то глухомань, чтобы над тобой и другими такими, как ты, “фермерами” потом ржали всей Россией. Впрочем, что я говорю, ладно. Иди на кастинг. Все равно тебя не возьмут.
– Почему это не возьмут? – возмутилась я.
– Посмотрят на тебя, болезную, и скажут: “А иди-ка ты, девочка, домой, тут шоу для серьезных дядей”.
– Я думаю, что туда девушек тоже будут брать. В листовке ничего не сказано про пол. Указаны возрастные рамки, и чтобы без каких-либо семейных обязательств. Только холостых берут.
– Ну, вот это как раз прикольно. Ты там смотри на кастинге внимательно, может, мужика себе, наконец, найдешь.
– Ой, Ань, может, хватит? Мне всего-навсего двадцать два года.
– Угу, тебе целых двадцать два года, а у тебя еще не было мужика. И знаешь, это уже совсем не нормально. Может, тебе просто нужен был какой-нибудь фермер, а? Тогда все объяснимо. У нас этих фермеров обычно только на рынке встретишь, и то не факт.
Больше не слушаю болтовню подруги, собираю сумку, чтобы идти на кастинг.
Ближе к вечеру возвращаюсь домой. Мне звонит Аня и нетерпеливо спрашивает:
– Ну? Что там? Не прошла, да?
– Хм. Прошла, вообще-то. Но там всех брали, кто подходит по условиям, и взяли подписи о согласии в участии в съемках. Послезавтра первый этап настоящего отбора начнется, ну и само реалити-шоу. Мне сказали, поедут далеко не все, а только те, кого выберет организатор.
– И много народу собираются брать?
– Вообще, да. Мне сказали, там на целую деревню народу должны набрать, и постепенно людей начнут отсеивать, но уже будучи на месте действия.
– Понятно. Все равно не возьмут тебя, зуб даю. И куда ты собаку свою денешь? Кстати, с кем-нибудь интересным познакомилась?
– Нет, да я толком никого и не видела, сразу прошла по записи, побеседовала с приемной комиссией и ушла. Честера с собой возьму. Без него никуда.
– О, тогда точно не пройдешь. Будь у тебя какая-нибудь маленькая карманная собака, может, и разрешили бы, а этого твоего страшилу погонят.
– Честер не страшила.
– Ага, как же. Да от тебя шарахаться будут, если его возьмешь. Может, у тебя как раз личной жизни нет из-за пса? Всех отпугивает.
– Мой буль добрейшей души пес, и внешность у него замечательная, не наговаривай.
– У него вид собаки-терминатора. Про характер не спорю, но об этом мало кто знает, а как на этого пса посмотришь, так вздрогнешь. Не бери ты его.
– А куда я Честера дену, по-твоему? Мама не возьмет, она с отчимом за границей, и у отчима аллергия на шерсть. Да и зачем маме брать собаку, если она даже меня не хочет брать хоть иногда к себе в гости? Мы с ней месяц назад в последний раз разговаривали.
– Ну не знаю. Дядю посмотри за Честером посмотреть. Того самого, что тебе его и подарил.
– Он сейчас болеет. Ему сейчас вообще не до собак. Хочешь, тебе Честера оставлю.
