– Ты думаешь, если бы людям дали возможность исправить что-то в своей жизни, мир стал бы лучше? Ни черта! – Кравин весело усмехнулся, дыхнул на специальную тряпочку и потер ей темное пятнышко на большом антикварном зеркале. Коллекционер артефактов, это зеркало он купил в Брюсселе за двести двадцать тысяч и считал шедевром искусства. Игнат знал точную стоимость, поскольку сам занимался оформлением покупки ценного груза полгода назад. – Люди только себя жалеют. Упущенные возможности наверстывают. А жалость к себе часто оборачивается безжалостностью к другим!
– Что ж ты так людей недооцениваешь? – Игнат увидел в зеркале отражение своей гладковыбритой классической физиономии в обрамлении длинной темно-русой челки и устало откинулся на спинку мягкого кожаного кресла: смотреть на свое отражение в кабинете начальника ему не нравилось. Тайком потыкал пальцем бархатистую черепашку на дубовом столе Кравина. Давно хотел узнать: настоящая она или так искусно изготовлена? Ощупывание не дало никаких выводов. В кабинете с приглушенным светом черепашек было 13 по периметру, но поздним вечером они таяли где-то в тени за спинами.
Кравин фыркнул.
– Уж я-то точно знаю, что говорю, поверь… Но я не за этим тебя звал. – Он положил тряпочку, полюбовался своей чистой работой, уселся на свое кресло и внимательно уставился на Игната. – Ну что же, наш Маленький Братец оказался Большим Пронырой? – хохотнул начальник. – Наивный ангелочек превратился в опытную крыску?
Игнат напрягся. Похоже, Кравин что-то подозревает.
– В… какую крыску?
– В беленькую такую, пушистую крыску.
Игнат молча обдумывал, как ему поступить дальше: отнекиваться не было ни малейшего смысла.
– Да я не против, не грузись! – Кравин снисходительно хлопнул Игната по плечу. – Крысам требуется больше корма, чем ангелам, я понимаю. В одном только ты переборщил, – он вопросительно взглянул на Игната: догадается тот, о чем речь, или нет? Игнат не догадывался. Кравин снова встал, будто сидеть ему было тошно, и начал ходить по кабинету.
– Я не доделал одну работу. А работа была стоящая. Поэтому теперь тебе придется доделать ее за меня. Ты помешал мне! Ты забрал у меня то, без чего работа не будет завершена!
Игнат с готовностью кивнул. Все-таки Кравин для него – не последний человек…
– Я верну. Не все, но верну, сколько тебе требуется для завершения дела.
Кравин захохотал, заходил мимо зеркала зад-назад, как безумный. Игнат чувствовал, как его волнение, будто по невидимым ниточкам, передается и ему самому.
– Сколько тебе нужно? Десять миллионов? Сто? Двести?
Кравин остановился.
– Ты забрал у меня то, что вернуть не сможешь! – заорал он.
– Да что такое, кроме денег, я забрал у тебя?! – вскочил Игнат.
– Ты забрал у меня жизнь, кретин! Жизнь! А значит, теперь ТЫ будешь перевозчиком душ!
Игнат еще пытался осмыслить, что такое несет Кравин, как вдруг увидел отражение босса в темном зеркале.
Это был не Кравин. Это был жуткий старик. Черный балахон закрывал мрачное лицо, а рука держала старое деревянное весло.
Игнат рефлекторно отпрыгнул и похолодел.
– Черт, что это?
Внезапно он вспомнил. Кравин уже мертв, 9 дней как мертв! Он, Игнашка, сам был на похоронах, видел восковое лицо начальника, уже бывшего, и кидал горсть земли на гроб в яме… Тогда какого черта Кравин с ним сейчас разговаривает? Игнат попятился и услышал, как в коридоре офиса раздался топот берцев. Дверь с ноги распахнулась, и в кабинет ворвался омон.
– Морду на пол! – раздался чей-то крик, кто-то больно схватил оцепеневшего Игната, чтобы увести, но тот успел совершенно точно увидеть, как другой омоновец вскинул автомат и очередью расстрелял Кравина, несколько раз проведя дулом и вдоль, и поперек. Двухсоттысячное зеркало за спиной начальника оглушительно разлеталось на сотни осколков. Кравин корчился, рухнул на пол кабинета и пополз в сторону Игнашки в наполняющейся луже крови.
