«Есть миры во Вселенной, где никогда не было
жизни. Есть миры, испепеленные и разрушенные космическими катастрофами.
Нам, Землянам, повезло:
мы живы, мы сильны, благополучие нашей цивилизации
и нашего вида в наших руках.
Если мы сами не позаботимся о собственном выживании, то кто сделает это
за нас?»
Анатолий Иванович Савин
«Вся земля не стоит даже одной капли
бесполезно пролитой крови».
Александр Васильевич Суворов
Глава 1
«Жизнь! Есть ли во Вселенной что-то более прекрасное?
Карасики живые – и даже сами не знают, как они
прекрасны: плавают себе, никогда ни о чем не задумываясь, блестят на солнце серебряными чешуйками.
Трава живая – и она прекрасна даже под водой, неспешно колышется в пронизанной светом низине.
И я живой. И тоже, вроде бы, неплох… Мама говорит, что в моих глазах целое небо».
Я лежал на деревянном мостке, заглядывая туда, где
плавали карасики, и любовался. Так спокойно, неспешно
и размеренно протекало их существование в прозрачной
воде над желтым песком.
Мои размышления прервал звонкий Нюркин смех.
– Николайка! – вся выпачканная в горячем песке
кричала мне маленькая Нюрка. – Пока ты там валяешься,
они опять «тарзанку» заняли!
К ветке старой ивы, наклонившейся к реке, была
привязана веревка, а к ней толстая палка, чтобы удобнее
держаться. Это и была наша старая добрая «тарзанка»,
которую осадила наша ватага деревенских ребятишек.
Павлушка, разбежавшись, красиво прыгнул с «тарзанки» в речку, окатив нас ледяными брызгами. Нюрка завизжала от восторга, а я подставил каплям лицо и плечи. После
жаркого утра, проведенного в пекле покоса, особенно понимаешь, почему в русских сказках воду называют «живой».
Сегодня воскресенье. Полдень. За утро мы уже досыта наработались на сенокосе и теперь наслаждались заслуженной передышкой. В честь выходного дня работы в
колхозе не много, поэтому все торопились успеть сделать
побольше по собственному хозяйству. Мои отец и дядя
заготавливали сено для наших коров. А после сенокоса
начнѐм крыть новую крышу. Дед уже отправился добывать для неѐ дранку1. «Переменная работа называется отдыхом!» – всегда говорил отец.
Работали всем миром, всей деревней. Мужчины косили сочную траву стройными рядами, выкашивали даже
овраги и опушки в лесу, поскольку скотины у всех было
много. А раскидать или перевернуть граблями траву неподсушенным боком кверху, собрать готовое сено в снопы ходили мы и женщины.
Васятка достал старый платок, бережно завязанный
матерью в узел.
– Мне тут маманя харчей малясь дала… – он развязал тугой узел и достал из платка половину краюхи хлеба, несколько луковиц с длинными зелеными перьями и 4
яйца. – Налетай! Яиц на всех не хватит.
– О! Живѐм! – обрадовался Павлушка и без лишних церемоний схватил яйцо для себя и для младшей
сестренки, Нюрки, которую всегда и всюду таскал за
собой. Они жили беднее всех нас, и возражать против
такого поведения никому и никогда не приходило в
голову. Еще одно яйцо взял выпрыгнувший из воды
Сашка.
– Николайка, будешь? – предложил мне последнее
оставшееся яйцо Васятка.
– Да ну…– фыркнул я. – Терпеть их не могу! Они
пахнут противно.
– Ну как хочешь, – Васятка не спеша поел и растянулся на траве, подставляя и без того обгоревшее лицо
горячему солнцу. – Эх, хорошо летом!
– Да уж, это тебе не в школу идти… Хоть бы она
сгорела за лето, что ли…
– Ну вспомнил! Сегодня еще 22 июня, а ты уже про
школу ладишь. Целых 2 месяца впереди.
– Так все равно идти же придется! – уже раздосадовался я. – Лучше уж на сенокосе всю жизнь проработать,
чем к нашему Петру Владимировичу на один урок попасть… Придумали же наказание для детей! Сами-то
взрослые в школу не ходят…
– Если ты двоешник – это не означает, что школа для
всех наказание, – резонно заметил Сашка и, разбежавшись, снова плюхнулся в воду.
