Переживание любви
Запись первая
Начинаю вести эти записи, потому что такую практику нам настоятельно посоветовал преподаватель. Вообще, я давно задумывался над тем, чтобы начать писать свой личный дневник, и даже как-то начинал, но вскоре забрасывал. С одной стороны, это, как мне кажется, самый лучший способ вдоволь натешить своё самолюбие, ведь на пространстве этой бумаги существуют только твои собственные мысли и только они, и никто не может ни перебить их, ни оспорить; мнимый читатель твоего дневника принуждён лишь послушно кивать на каждую строчку и безмолвно восхищаться остротой и точностью рассуждений. С другой же стороны, как хобби, – это самое скучное и бессмысленное занятие. Если, будучи художником, ты можешь выставлять напоказ свои картины и получать оценку со стороны, а будучи, например, музыкантом, ты можешь играть свою музыку для других и также довольствоваться похвалами, то вот свой личный дневник ты никому не покажешь, никто не будет о нём знать и нужен он будет лишь одному тебе. Впрочем, теперь это не суть, теперь-то у меня появился хоть какой-то предлог. Может, кто-нибудь когда-нибудь отыщет эти записи после моей смерти и прочтёт, а я буду с упоением наблюдать за этим человеком на небесах и с самодовольным лицом хвалиться: «Да-а, вот это всё написал я».
Однако писать мне сегодня практически не о чем, что парадоксально. Уверен, кто-то другой разливался бы торжеством и восторгом по строкам, описывая первый день своего обучения в институте. И хотя этот день в самом деле окунул меня в совершенно новую, многообещающую жизнь, я всё-таки не ощутил особенного трепета, возбуждения внутри. Не следует понимать меня неправильно: я не хочу сказать, что день выдался унылым или разочаровал мои ожидания. Дело лишь в том, что даже к такому, казалось бы, знаменательному событию в своей жизни я отнёсся… скажем, спокойно. И за последние два года я не раз ловил себя на мысли о том, что почему-то стал воспринимать любые перемены как-то неестественно сдержано, смиренно и безмятежно. Так, например, в последние два года я не испытывал совершенно никакого трепета в Новый Год – мой любимый праздник! То же и в быту: почти что никакие сколь угодно неприятные или приятные повороты судьбы больше не возмущают и не счастливят меня. Что бы ни произошло, я часто принимаю это как данное, моментально переключаюсь на новые условия. Но, мне кажется, я знаю, с какого момента онемели мои переживания. Я помню, как меня поразила смерть моей бабушки; это был первый раз, когда я потерял близкого родственника. В конце концов я, конечно, смирился, и смирение пришло ко мне с такой мыслью: это уже случилось, и оно необратимо, так зачем же терзать себя переживаниями, сокрушаясь о чём-то, на что ты не можешь повлиять? Вот такую философию я открыл для себя тогда, и я придерживаюсь её до сих пор.
И всё же, что произошло в мой первый день? Мы с однокурсниками встретились у станции метро «***». Эта улица была очень оживлённой, вокруг сновало и останавливалось множество людей, так что я не сразу нашёл свою группу. Я облокотился на стену, чтобы приковать себя к одному месту и не потеряться в потоке народа, и стал очень внимательно выискивать глазами кучку своих будущих коллег. В какой-то момент мне показалось, что я нашёл их: около двадцати человек обособленно ютились в каком-то дальнем углу и увлечённо что-то обсуждали между собой; вероятно, знакомились. Тогда я начал медленно и с некоторой осторожностью приближаться к этой группе людей, вслушиваясь в их разговоры и пытаясь определить, являлись ли они в действительности теми, за кого я их принимал. И да, я уловил-таки какие-то слова, которые дали мне явственное понятие о том, кто были эти люди. Я как можно более незаметно примкнул к этой кучке, сохраняя холодный вид, словно я всё время был здесь, с ними. Да, я не хотел привлекать к себе внимание, не желал ни с кем говорить и знакомиться. Но почему же? Дело в том, что я такой человек, которому очень тяжело влиться в новый коллектив, сложно завязать общение с незнакомцами. Сперва мне нужно понаблюдать со стороны, оценить поведение и характер человека, прощупать почву, а будущее общение и, возможно, дружба должны завязаться как-нибудь сами собой, спонтанно, постепенно. Поэтому я испытал весомый дискомфорт, когда моё каменное и совсем не примечательное, как я думал, лицо попалось кому-то на глаза и, как назло, я вдруг оказался объектом всеобщего внимания. Одна особенно весёлая девочка, имени которой я ещё не запомнил, в какой-то момент заметила меня, пришельца, и тут же, удивительно легко расставшись с темой предшествовавшего разговора, пустилась в приветственные речи. Вместе с ней на меня вдруг перетянулся интерес всех ребят вокруг. Каждый с добродушным и приятно возбуждённым выражением лица протягивал мне руку и спешил представиться, а я, неохотно подавая свою руку навстречу, из приличия натягивал на губы слабую улыбку и едва слышно представлялся в ответ. Конечно же, в таком моём настроении я не придавал этому знакомству значения, так что большинство имён и каких-то регалий, которые называли мне люди, прошли мимо моих ушей. Но, кажется, мне удалось отпугнуть восторженное расположение духа моих одногруппников своим холодным и отрешённым видом, так что меня скоро оставили в покое и не донимали более подробными расспросами.